Все случилось летом

— Ну, хорошо, — проворчал Дивпэда, — не хочешь разговаривать, не надо.

Он подошел к буфету, достал бутылку спирта. Вернулся к столу, подлил немного из бутылки в чай, добавил сахару. Чай успел остыть, напиток получился отвратительный. Дивпэда задумчиво потягивал из чашки. В той половине дома тишина, рабочие, наверное, уже спят, где-то скреблась мышь. Он позвал кота, но тот куда-то запропастился, видно, на охоту отправился. Огляделся — чем бы заняться. Ничего не придумал. Жена молчала. Взгляд задержался на фотографиях, висевших в рамках на стене. Старший сын в парадной офицерской форме. Рядом — младший, снялся сразу после школы механизаторов. Он его взял к себе, велев поселиться в общежитии вместе с другими рабочими. Так оно вроде разумно и хорошо. Раз уж начал жить самостоятельно, рассчитывай сам на себя, нечего держаться за папеньку-начальника… И все ж он очень молод. Наверное, Тедису ровесник. Тедису… Интересно, что они сейчас там делают?

В соседней комнате погас свет. Легла спать, не пожелав ему покойной ночи… Ничего, день-другой подуется, отойдет. Скоро весна, распустятся листья, вот будет жизнь. И все-таки, что там эти мальчишки поделывают? А ведь и правда: у Тедиса нет отца…

Облокотившись на стол, Дивпэда погрузился в раздумья. В голову лезла всякая чушь, на душе было неспокойно. В четырнадцать лет Дивпэда лишился отца: вязал плоты, свалился в реку, а потом всю ночь мокрый пролежал у костра. В шестнадцать Дивпэда уже гонял плоты вместо отца… Как летит время… Нет, Тедису не быть плотогоном, слишком хрупок для такой работы. Наверное, спит уже.

Тедиса уложили в постель, укрыв одеялами, шубами до самого подбородка. Капитан выжал его мокрую одежду и развесил у печки на кухне. Потом всех выпроводили из комнаты, и они остались втроем — Тедис, Дивпэда-младший и он. Тедис застенчиво улыбался, когда Капитан налил в кружку спирта и заставил его выпить.

— Ишь как все обернулось, — сказал Капитан. — Теперь тебе мой спирт придется пить. У самого-то не осталось. Ну и растяпа ты!

Тедис медлил, и тогда Капитан стал ругаться — просто так, беззлобно, желая излить накипевшую ярость.

— Пей, тебе говорят! — кричал он. — Не то простудишься.

У Тедиса зуб на зуб не попадал, когда он спирт ко рту подносил. Выпив, повернулся спиной к приятелям. Наступило молчание.

— Мальчик, — произнес наконец Капитан, — неужели ты и вправду поверил, будто Лапайнис пойдет по тросу? Если бы ты перешел? Эх, непутевая голова, умишко-то в ней во какой маленький. Да ты б его палкой не заставил подойти к тому тросу.

И, не дождавшись ответа, он продолжал, понизив голос:

— А ты искупать его задумал, а? Сначала стишками морочил, потом еще искупать решил. Уж это, брат, ты чересчур. Только он все равно бы не пошел. На такое дело надо нервы иметь.

— У меня с ним старые счеты, — сказал Тедис не оборачиваясь. — Я еще пацаненком был… в первый год Советов землю нам дали. Так мне мать рассказывала. А землю эту от хозяйства Лапайниса отрезали. Вот как это было. Потом немцы пришли, и Лапайнис свою землю отобрал, а отца моего… Думаете, фашистам выдал? Нет. Взял к себе батрачить. Ни гроша не платил и кормил впроголодь. Такое отцу поставил условие, если, мол, хочешь остаться жив. И еще частенько призывал отца в свои комнаты и велел вслух читать разные стишки. Лапайнис, видите, любит поэзию… Он культурный человек… Потом призвали его в немецкую армию. Он отвез кому надо бидон сметаны, полсвиньи и вернулся домой, посвистывая. Вместо него призвали отца, верней арестовали, потому что отец тогда был болен и не вставал. А вскоре пришло извещение немецкого полевого суда о том, что отец расстрелян. За попытку дезертировать.

Тедис уткнулся лицом в подушку, и теперь его едва было слышно.

— И тогда он выгнал нас из дома, чуть собаками не затравил, дескать, не может держать у себя семью дезертира. А когда вернулась советская власть и мать снова попросила землю, так Лапайнис первый встал на дыбы: как это можно, врагу народа, ее муж служил фашистам… Долго мытарились, и чего только не пережили, потом мать решила уйти в город. Я тогда, конечно, карапузом был… А пришел сюда, увидел Лапайниса. Ну, думаю, узнает или нет. Нет, не узнал… Раздобыл эту книгу и стал ему стишки почитывать — неужто не вспомнит. Да, верно, душонка его слишком много грехов приняла, чтобы о каждой мелочи помнить. К вот я читал, издевался над ним. Но сегодня мне показалось, он что-то припомнил… Когда Рабацис стал гнать меня, а он велел остаться… Когда обещал четыре раза пройтись по тросу. Тогда мне было наплевать на его обещания, я об одном тогда думал: как бы вам доказать, что я не трус… И пришел на ум этот трос, будь он неладен. Уже на том берегу вспомнил про Лапайниса: хорошо бы искупать его в ледяной воде. Да я б и перебрался, если б не начальник. Увидел его, в глазах сразу зарябило, ноги стали подкашиваться…

Капитан ощупывал карманы, разыскивая трубку, хотя был уговор: в комнате не курить. Большим пальцем приминая табак, он заговорил: