Впереди показался перекресток. На остановке, спрятавшись от жары под бурым навесом, сидели пассажиры. Завидев автобус, высыпали на дорогу. Абелит затормозил. Многие здесь сходили. Шофер через окошко в стенке кабины получал деньги, выдавал билеты. Занятие нудное, канительное: одни выходили раньше, другие позже, каждому оторвать билет да еще написать, где сел, где слезет.
Деньги Абелит клал в черную потрепанную сумку, с которой до него долгие годы ездили кондукторы. И как-то само собой получилось, что парень взялся помогать Абелиту: получал деньги, отсчитывал сдачу, а шофер только подписывал и отрывал билеты. Так было и на других остановках. А когда Абелит забежал в придорожную лавку за лимонадом, парень остался в машине и рядом, на сиденье, лежала сумка с билетами, деньгами.
— Присмотри за банком! — убегая, крикнул ему шофер.
— А чего за ним присматривать? — удивился попутчик.
— Просто так, вдруг на пол упадет.
Потом они напились прохладного лимонада прямо из бутылок, и опять навстречу побежали километровые столбы.
— Чем думаешь теперь заняться? — деловито спросил Абелит.
— Не знаю… Осмотреться бы надо… Вот матери помогу сено скосить. Что-нибудь придумаем…
— А там что делал?
— На лесоповале работали.
Выражение лица у парня было угрюмым, растерянным, точно он не был уверен, как его примут в родных краях после длительной отлучки. Да и примут ли вообще… В голосе прозвучали грустные нотки, Абелит их сразу расслышал. Помолчав, он заметил:
— Тебе к прокурору бы наведаться. Жалко, не догадались, пока в городе были. Мимо ведь проезжали, помнишь?
Это было сказано как бы невзначай, и сначала парень даже не обратил внимания. Автобус проехал добрую сотню метров, только тогда он поднял голову, лицо было перекошено. И казалось, вместе с поднятыми вверх бровями еще больше затопорщились его короткие волосы, а глаза округлились, как у совенка.
— К Межлауку? Чтобы я пошел к Межлауку?
— Ну да, — кивнул шофер, — обязательно надо сходить, и чем скорее, тем лучше.
Парень не спускал с него негодующих глаз. Облизав пересохшие губы, он повторил:
— К прокурору? Чтобы я пошел к прокурору? Ты что, спятил? Соображай, что говоришь! Чтобы я сам к зверюге этому в лапы… Ищи дурака. Это он меня за решетку упрятал. Я на суде юлил и так и сяк, и отвертелся бы, если б не этот! Взял слово и пошел крыть… такой, сякой, разэтакий, отщепенец, опасный элемент, враг советского строя, таким, мол, только и сидеть за решеткой. Ты понимаешь — политическую пришивает! А я слушаю, глазами хлопаю! Вся вина моя, дескать, в том, что немножко опоздал родиться, а то бы на войне был героем и все в таком духе. Враг советского строя… Ты понял, к чему гнет! А я честный советский жулик, и плевать мне на все остальное.
— Да ты не ори, я не глухой, — сказал Абелит спокойно. — Видишь, народ там уже навострил уши: что́, думают, расшумелся.
— А я вообще могу помолчать, раз тебе не нравится, — ответил его угрюмый собеседник и действительно замолчал.
Мимо промчался грузовик, подняв облако пыли. Абелит сбавил скорость. Пыль, подхваченная ветром, оседала во ржи.
— Ну, ну! — заговорил Абелит как ни в чем не бывало. — Что дальше?
— Что дальше? Будто сам не знаешь… Припаяли, сколько прокурор попросил. Адвокат мой, правда, в поте лица меня защищал. За всю жизнь о себе не слыхал столько хорошего, сам чуть не прослезился… А твой прокурор знай себе ухмыляется да поигрывает карандашиком. До сих пор его ухмылочку с карандашиком помню. Ну, думаю: «Попался бы ты мне в темном закоулке!» Потом, значит, дали мне последнее слово. Я, как водится в таких случаях, голубком ворковал, выжал из себя слезинку: граждане судьи, простите, я больше не буду… Ну и что-то в этом роде, а про себя думаю: без толку все, не миновать мне решетки и дальней дороги… Так оно и вышло. Так и вышло. А ты посылаешь меня к прокурору Межлауку! Да меня от одного имени его воротит… Нет, я вижу, ты совсем тут размяк: ребенком уже обзавелся, с прокурором в корешах…
Выпалив это, парень презрительно фыркнул, но его насмешки, казалось, ничуть не задели шофера.
— Отец у тебя есть? — помолчав, спросил он.
— А твое какое дело! — огрызнулся попутчик.
— Значит, нет, раз лаешь как собака. Я тоже без отца вырос. — И потом добавил: — На войне погиб. Может, в том-то и беда наша — безотцовщина. А ты все-таки дурак, ой, какой дурак… Ну, ну, не вздумай в окошко прыгать, сиди, не рыпайся. Силком к прокурору не потащу, не бойся. Это я-то размяк? Рассмешил!
Абелит, мотнув головой, полез за сигаретами. Предложил соседу, сам закурил.