Все случилось летом

— Вот и я так когда-то вернулся домой, — заговорил он, сощурившись, будто защищая глаза от пыли. — Да, вернулся… Ну, думаю, начну новую жизнь. Что было, то было, на том завязал. Не враг же я себе, чтобы снова помышлять о небе в крупную клетку. Да-а! Стал на работу устраиваться. Куда ни приду, один ответ: иди, иди, такой нам не нужен. Будто я, понимаешь, клейменый… А у меня отличная характеристика с печатями, подписями, все как полагается. Возьмут мою бумагу, посмотрят, суют обратно, точно им пальцы жжет. Но жрать-то я должен, одеваться надо и вообще жить… Не дерьмо собачье, которое каждый может ногою пнуть. Человек, черт возьми! В общем, после всех мытарств собрался я с духом, зашел к самому директору промкомбината. Стою, комкаю в руках шапку, прямо как нищий, а сердце колотится. Ну, выложил ему, зачем пришел. В кабинете сидела женщина, вроде бы секретарша, так он ее выпроводил, чтобы без свидетелей… Подошел ко мне и так ласково стал объяснять… Лично он, видишь ли, ничего не имеет против, но пусть я войду в его положение и попробую представить себе собрание, где какой-нибудь товарищ с трибуны бросает ему в лицо примерно следующее: «А вам известно, кто работает на промкомбинате? Бывшие жулики, арестанты. Вот они, ваши кадры! И я спрашиваю вас, может ли человек, окруживший себя всяким сбродом, оставаться руководителем предприятия?» А то еще и в газете пропишут. Словом, ему не хотелось бы ни слышать, ни читать о подобных вещах… А посему, дескать, не серчайте на него, но сами понимаете… Одним словом, катись отсюда… Поглядел я на него, подумал: «Шкурник ты несчастный. Да, может, у меня теперь душа во сто раз чище твоей темной душонки».

Абелит покосился на своего попутчика. Ему показалось, что тот усмехнулся. Нет, парень по-прежнему сидел, погруженный в свои мысли, и лишь изредка поглядывал в окошко. Абелит продолжал:

— Тебе-то, может, и смешно, а мне тогда не до смеха было. Не знаю, каково тебе будет, когда пойдешь обивать пороги учреждений… Вот так я и мотался между небом и землей: в рай не берут, потому что грешен, и на земле не желают с тобой дела иметь. Обозлился я на весь белый свет, решил избить кого-нибудь или обокрасть… Э, думаю, пропадай все пропадом! И тут вспомнился мне прокурор: ведь это он кашу заварил, пускай теперь помогает расхлебывать, пусть обратно в лагерь посылает, там, по крайней мере, меня человеком считали. Рванул в сердцах дверь этой самой прокуратуры. Гляжу — сам! Встречаю Межлаука в коридоре, он глаза на меня вытаращил. «Абелит, ты уже на свободе?» — говорит таким тоном, будто не прочь меня еще немного помариновать за решеткой. Представляешь мое настроеньице! Привел в свой кабинет, в кресло посадил, сам за письменный. Отдал я ему свои бумаги и тут уж дал себе волю — высказал все, что накипело. «Сажайте обратно в тюрьму, — говорю. — Здесь мне нет житья». Он усмехнулся такой кривенькой усмешкой, у меня прямо мурашки по спине забегали. Пора бы тебе знать, говорит, что в тюрьму сажает суд, а не прокурор. Если, мол, будет за что, тогда другое дело, тогда он, глазом не моргнув, поможет меня упрятать. У нас, говорит, каждый получает по заслугам. И пошел, и пошел. Будто кол на башке затесывает! Уж не думал ли я, что меня с духовым оркестром встречать будут? Пионеры побегут с букетами? Смотрите, смотрите, товарищ из тюрьмы вернулся… «Дайте мне работу, — только и сумел из себя выдавить. — Больше мне ничего не надо». Он еще раз переспросил, в каких конторах я побывал. Услыхал про директора промкомбината, говорит: «К этому и ходить было нечего — перестраховщик, о себе только думает». Честное слово, так и сказал. Ну, думаю, хоть и прокурор, да человек порядочный. А Межлаук тем временем звонит начальнику автостанции, — в заключении я на шофера выучился, первый класс получил, — и, глядишь, слово за слово, уже договорился — возьмут меня. Еще слышу, на другом конце провода интересуются, как я насчет выпивки. Прокурор подмигнул мне и отвечает: капли в рот не берет. И с тех пор, честное слово, пить перестал, а прежде всякое бывало. Стыдно подводить человека. На свадьбе, конечно, малость выпил, но тогда и Межлаук в гостях у меня был. Ты бы видел! Тогда даже сесть было не на что. Два стула — и только. Ничего, обошлись, положили-доски между стульями и порядок. Прокурор выпил стаканчик, я тоже ломаться не стал — святой, что ли! Так о чем я… Да, устроили меня, значит, на автостанцию. Когда пошел туда в первый раз, прокурор со мой отправил следователя, чтобы присмотрел, пока оформят бумаги. И вот по сей день вожу свой автобус. Чем плохо? А ты — зверюге в лапы… Озлобился, что ли, на всех? Это бывает… Но к Межлауку, ей-богу, зайти не мешает. Сам увидишь…

— Все равно не пойду, — отрезал парень, не глядя на шофера. — Не пойду, понял? Меня от одного его имени воротит. И вообще, чего тут говорить!

— Как хочешь.