– Я принесу тебе воды.
Она выходит из комнаты, а Джесса садится на край кровати. Проходит несколько секунд, и я понимаю, что она сумела прочитать слова по моим губам.
– Тейлор, – тихо, слегка озадаченно говорит Джесса. – Ты сказала, что твоя мама хочет вернуться домой.
Глава 10
Мне снится сон. Я знаю, что сплю, потому что нахожусь в туннеле, а в реальной жизни я ни в какие туннели не забираюсь. Во сне я чувствую какой-то отвратительный запах. Не понимаю, что это, но он буквально пронизывает меня, и я начинаю задыхаться. Потом меня хватает и вытаскивает чья-то рука, и я догадываюсь, что это мальчик с дерева. Он пытается меня реанимировать, но его губы полны гнили, а дыхание омерзительно. И я кричу, кричу, но не могу издать ни звука.
Мысли о матери не покидают меня ни на секунду, затягивая во мрак. Мне отчаянно нужна Ханна. Порой по ночам, увидев свет в моей комнате, ко мне стучится Рафаэлла, но я не обращаю внимания. Просто сижу и стараюсь не дать себе заснуть, потому что спать небезопасно. Я постоянно гуглю все имена, под которыми когда-либо жила моя мать. Она никогда не носила одно и то же имя подолгу. Возможно, это было связано с ее родом занятий. Пару раз мама пыталась поменять и мое, полагая, что за нами кто-то охотится.
– Они отнимут тебя у меня, – повторяла она. – Так уже бывало.
Но я не хотела, чтобы мне меняли имя. Кроме него у меня больше ничего не было.
С тех пор как я принесла кота домой, он так и не привык, но я отказываюсь его отпускать. Иногда хожу в дом Ханны сразу после уроков и пытаюсь хоть немного отдохнуть или сижу в комнатке на чердаке и читаю. Там мне становится чуть легче. Мне нравится, что она такая маленькая, похожая на коробку, нравятся стены, образованные скатами крыши, идеально ровный квадратик в полу – люк, отрезающий меня от остального мира, и окошко в потолке, через которое в ясную видно каждую звездочку. Иногда после целого дня работы над строительством дома мы с Ханной сидели здесь и разговаривали. Она почти никогда не говорила о своей семье. Только в этой комнате. Когда я сама задавала вопросы, Ханна отвечала, что у нее никого не осталось и что ей нельзя поддаваться горю, иначе она уже не сможет жить как нормальный человек.
– Мне случалось проваливаться в эту пустоту, – сказала Ханна однажды. – Никогда не поддавайся ей.
Но иногда мне хочется поддаться, просто потому что я ужасно устала и уже давно живу с ощущением, будто меня кто-то преследует, а теперь это чувство становится всепоглощающим, и я боюсь, что однажды утром проснусь и не увижу смысла жить дальше. Вот разве что эти страницы у меня в руках. Они утешают, а персонажи рукописи стали мне лучшими друзьями. Как было с Джудом, когда он вернулся на следующий год и увидел, что его ждут. «Дай мне знак, – повторяю я неведомо кому у себя в голове, – дай мне знак».
Но чаще всего я думаю, какое место занимает Ханна в этой истории и в нашей школе. Может, она сама была главой сообщества, члены которого сочли ее слабой и свергли при первой возможности? Вдруг какой-нибудь подлый предатель с фашистскими замашками, вроде Ричарда, устроил переворот? И откуда взялась эта идея мира между горожанами, кадетами и нами?
Я нахожу главы, которые кажутся целыми. Правда, таких все меньше, потому что многие не закончены или написаны таким жутким почерком, что не разобрать. И еще в глубине души мне не хочется мириться с мыслью о том, что один из героев пропал, и я боюсь наткнуться на главу, где его все же находят. Я уверена, что все закончится не так, как мне хотелось бы. Что кто-то не доживет до конца этой истории. То же самое я чувствую, когда мне снится мальчик на дереве. Вдруг он предвестник чего-нибудь ужасного, что повергнет меня в ту самую пустоту, о которой говорила Ханна?
Как раз в тот момент, когда я почти разобрала страницы по порядку, я слышу звук разбивающегося стекла и вздрагиваю. Я специально заперла входную дверь, потому что дом Ханны уже не кажется таким безопасным в ее отсутствие.
Тихо подползаю к отверстию в полу и смотрю вниз, но вижу лишь тени и слышу чье-то дыхание. Хочу спросить, кто здесь, но страх заставляет меня молчать, и я сижу и жду. Прислушиваюсь. На лестнице раздаются тяжелые шаги. Кто-то поднимается на второй этаж. Мое сердце бешено стучит. Я убеждаю себя, что здесь не может быть ничего страшного, но тревога не уходит.
Прятаться негде, кроме как под раскладушкой в середине комнаты. Под ней совсем мало места, но я протискиваюсь туда, глубоко вдыхаю, и наступает тишина. Мне видно половину рукописи, оставшуюся на полу. Вторая половина у меня. Я вытягиваю руку до боли, пытаясь подтащить листы к себе, но в процессе приподнимаю раскладушку плечом. Ее ножки со стуком ударяются о половицы. Шаги внизу возобновляются, медленно поднимаясь.