Все случилось на Джеллико-роуд

На площадке второго этажа они замирают. Я представляю, как этот человек останавливается там, смотрит на отверстие в потолке, берется за лесенку. Ступенька, вторая, третья, четвертая. И вот над полом появляется голова, но я пока не вижу, кто это. Он выбирается на чердак, а затем опускается на корточки, чтобы поднять страницы с пола, и я понимаю, каким будет его следующий шаг. Осмотреться в поисках места, где я могла бы спрятаться.

Я знаю, что это Бригадир. Это мне подсказывает колотящееся сердце, и я осознаю, что мне остается либо сдаться, либо поднять раскладушку над головой и бросить в него. Я тихо сворачиваю страницы, которые держу в руке, прячу их за пояс джинсов и готовлюсь к решающему мгновению. Шаги приближаются, и вот ботинок оказывается прямо у меня перед носом. Я едва дышу, но знаю, что нужно действовать. «Ну давай же, – велю я себе. – Бросай и беги!»

– У тебя там все нормально? – раздается его голос.

Он говорит мягко, как будто пытается выманить меня, строя из себя хорошего парня. Но хорошие ребята не разбивают окна, чтобы забраться в чужой дом. Хорошие ребята не могут пугать меня так, как пугает этот человек.

– Все в порядке, поверь.

«Ну давай же», – повторяю я себе.

– Не хочу тебя пугать, но мне придется наклониться, – говорит он. Я стараюсь не слушать его голос, потому что он кажется ужасно знакомым, и именно это ощущение заставляет мое сердце так бешено колотиться. Я знаю, что нужно бежать. «Давай, ну же», – уговариваю я себя. Я вижу, как он медленно опускается на корточки, а потом его рука берется за край простыни, готовясь поднять его, схватить меня и сделать со мной то, что, возможно, он уже сделал с Ханной. Меня охватывает ярость, я издаю крик и толкаю ножки раскладушки. Я слышу, как металлическая рама ударяется о его голову, и он успевает охнуть от неожиданности, а в следующее мгновение я уже срываюсь с места, пролезаю в люк и вниз по лесенке, потом сбегаю по ступенькам на первый этаж, выскакиваю на улицу и бегу изо всех сил, размахивая руками, пытаясь ухватиться за воздух и подтянуть себя вперед, будто я плыву по суше вольным стилем. Когда чувствую, что еще немного и начну задыхаться, я сворачиваю с тропы, сажусь под дубом и не двигаюсь с места. Просто дышу. Тихо, едва-едва.

Через несколько секунд я понимаю, что не одна здесь. Мой взгляд скользит вдоль ствола, по ветвям и дальше, к самой верхушке. И там, в лучах дневного солнца, стоит мальчик из моего сна и смотрит на меня сверху вниз. Он словно выбрался из ночного мира, где я отказываюсь появляться, и решил выследить меня здесь. Солнце слепит, и я прикрываю глаза рукой, но потом слышу странный звук и понимаю, что мальчик привел за собой всхлипывающее существо, что сидело с ним на дереве.

Я чувствую себя загнанным зверем, которому негде прятаться. Нет утешения, нет места, которое принадлежало бы только мне. Лишь пустое стремление убежать от того, что меня преследует.

Как обычно, дома меня ждут те, за кого я отвечаю. Десяток вопросов обрушивается на меня раньше, чем я дохожу до лестницы. Кто-то решает уравнения по математике, кого-то должны забрать на выходные, этим нужно разрешение сходить в город, тем – постирать одежду. Еще каждый вечер я должна полностью перебрать всю одежду и личные вещи местной юной поджигательницы, проверить, была ли она у психолога на этой неделе, и заставить ее подписать бумаги, в которых она обещает, что не сожжет нас во сне сегодня ночью.

Разобравшись с этим, я иду на кухню посмотреть, как дежурные справились с приготовлением ужина. На факультете обычно около шестидесяти учеников, но сейчас, когда двенадцатый класс покинул школу, а новые семиклассники еще не приехали, нас осталось всего пятьдесят. На ужин мы обычно едим спагетти болоньезе или ризотто, а на десерт фруктовое желе, так что гостинцы, которые присылают родители, пользуются большой популярностью, как и те, кто их получает.

Чаще всего с дежурством проблем нет, но иногда это просто катастрофа. К шести вечера я так и не успеваю дойти до своей комнаты, а потом становится известно, что куратор придет к нам проверять комнаты, и младшие устраивают по этому поводу настоящий переполох.

Уже потом я прохожу мимо тумбочки с телефоном, бросаю на нее взгляд, поднимаясь по лестнице, и вижу записку из двух слов, которая заставляет меня застыть на месте.

– Кто это написал? – только и могу выдавить я, задыхаясь.

Ответа нет. Меня, скорее всего, не слышали.

– Кто это написал? – Все еще нет ответа. – Какой олух написал эту записку?!

Тишина, но уже другого рода. Девятый, десятый и одиннадцатый классы выглядывают с лестничных площадок второго и третьего этажей. Младшие выходят из комнаты для занятий и останавливаются в коридоре, глядя на меня.

– Это… Это я, – лепечет Хлоя П.

Рядом с ней стоит Джесса, положив руку ей на плечо, строя из себя ангела милосердия.

– Когда она звонила?

– Я не… Я почти не слышала…

Я подхожу и хватаю ее за руку.

– Что она сказала? – Я начинаю трясти Хлою за плечо. – Вам же было сказано: позвать меня, если она позвонит! Меня что, вообще никто здесь не слушает?!