Все свои. 60 виньеток и 2 рассказа

Продолжил я в том же нетипичном для меня духе высокого консюмеризма. Я узнал у хозяйки, какой ресторан на нашей стороне озера самый модный, поехал туда, заказал ужин, огляделся и вскоре остановил свой взор на вертевшейся у бара блондинке. Бар – не моя чашка чая, но я не дал себе спуску, посидел в баре, заговорил с дамочкой, угостил ее (ничего подобного я не делал никогда в жизни, ни раньше, ни позже, – кроме еще одного аналогичного опыта в Санта-Монике, кстати, забавно, с еще одной немецкоязычной любительницей протокола), после чего быстро перешел к делу.

Ее реакция была двойственной – как все в этой злополучной поездке. С одной стороны, она вроде соглашалась, но с другой, оказывается, была в ресторане с матерью, покинуть которую вот так сразу не могла. Повторное вторжение в мою красивую курортную жизнь материнского начала – вообще говоря, желанного, но не в аспекте же стеснительных семейных уз, – начинало раздражать. Тем не менее я отнесся к делу конструктивно, и мы договорились, что назавтра она приедет ко мне, мы покатаемся на яхте и предадимся совместным удовольствиям.

Утром она приехала, но ветра не было, так что шикарная прогулка под парусом, упрямо предпринимавшаяся мной несколько раз, так и не состоялась, зато все остальное удалось на славу. Правда, через какое-то время дамочка опять заспешила к матери и вообще оказалась не столь прелестна, как при электрическом освещении, но что поделаешь – не менять же коней на переправе, и я предложил вечером пойти еще в какой-нибудь из местных ресторанов, благо их было множество. На этот раз фрау Габриэль порекомендовала ресторан в самом восточном углу озера. Его название мне запомнилось, но лишь наполовину: оно начиналось с имени Мария, а что там было дальше – память не сохранила.

Сейчас я по Гуглу нашел вроде бы это самое заведение – «Maria Loretto» (http://www.restaurant-maria-loretto.at/). Наш столик был именно такой, возможно даже этот самый – на веранде над простирающимся вдаль озером. Был ранний и слегка облачный вечер (а не солнечное утро, как, судя по отбрасываемым теням, на рекламном фото), место было первоклассное, дамочка… имелась и дамочка, но чего-то не хватало.

Гурман я никакой, что́ заказывать, толком никогда не знаю, и потому решил отведать что-нибудь, чего не пробовал. Официантка расхваливала их фирменное блюдо – Käsesuppe, сырный суп, и я выбрал его. Что взяла дамочка, не помню, может быть, то же самое. Говорить было не о чем, вчерашняя травма все еще ныла, как вдруг все переменилось и, словно по мановению волшебной палочки, встало на свои места.

Принесли и поставили передо мной сверкавший желтизной Käsesuppe, в ту же минуту из‐за туч вышло солнце, склонявшееся к закату над противоположным концом озера, и залило золотом всю водную гладь до горизонта; в его лучах – im Abendsonnenschein – заиграла даже крашеная прическа моей спутницы. Мгновение было достойно того, чтобы остановить его, что я по мере сил и стараюсь сделать.

Наутро я попрощался с гостеприимной хозяйкой, сел за руль и, включив радио на полную громкость, покатил на запад. В Инсбруке я встретился с Тилем (в ресторанном зале, где бывал Гёте, – «Goethestube»), и мы весело проехались вместе до Брегенца (это на берегу уже Боденского озера, общего у Австрии с Германией и Швейцарией), где после долгого дневного пробега без еды страшно обожрались в с трудом найденной ночной забегаловке. Там мы расстались – он на поезде отправился домой к норовистой Габи, а я в прекрасном расположении духа взял курс на юг.

* * *

Занося это тридцать лет спустя на бумагу, я никак не мог отделаться от ощущения, что все это уже было, но не со мной, а где-то в литературе, так что неясно, стоит ли именно мне, как сказано у классика, тревожиться записывать.

Добросовестная интроспекция не подвела и, нырнув в глубины подсознания, вынесла на поверхность давно любимые строки из «Zoo, или Писем не о любви» Шкловского – о том, что́ в начале двадцатых годов произошло, кстати, не так уж далеко от Вёртер-Зе, тоже на территории бывшей Австро-Венгрии.