Все свои. 60 виньеток и 2 рассказа

Моя первая должность в Корнелле была временная и очень скромная – я замещал младшего преподавателя (Assistant Professor) С., как раз уходившего в отпуск. Завкафедрой Джордж Гибиан очень звал меня, извинялся, что другой вакансии пока нет, и я согласился, но настоял на менее определенном, зато более перспективном звании: Visiting Professor. Когда С. вернулся из отпуска, меня перебросили на почетную, но тоже временную должность старшего научного сотрудника Корнелльского Общества гуманитарных исследований. А год спустя я получил уже полное и постоянное профессорство на русской кафедре. Провернуто это было в рабочем порядке – без объявления всеамериканского конкурса, какового кафедре удалось избежать, объявив меня a target of opportunity, букв. «подвернувшейся мишенью», то есть свалившейся с неба удачей, которую ни в коем случае нельзя упускать. (Потребовалось, правда, накатать специальную докладную записку о том, что никаких афроамериканских претендентов на данную должность в нашей профессии не наблюдается, так что и овцы целы, и волки сыты; Джордж долго вынашивал этот расистский документ, шумно советуясь с окружающими.)

В благодарность за щедрый подарок (раз и навсегда избавлявший меня от главного кошмара американской академической карьеры – борьбы сначала за tenure, а затем за продвижение в полные профессора) я взялся возглавить довольно склочную кафедру. Чего я не ожидал, так это того, что в первый же год на меня падет организация производства С. из шаткой ассистентской должности в постоянную доцентскую – процедуры мучительной для фигуранта (ибо рискованной и в случае неуспеха означающей увольнение) и изматывающей для всей кафедры начиная с заведующего.

Но делать было нечего, взялся – ходи. Все такие операции, сколь бы они ни были корректны процессуально, по существу, как правило, проблематичны, ибо, за исключением бесспорных крайних случаев (абсолютной гениальности и полной профнепригодности), зависят от того, как посмотреть. Таков и был случай С., добросовестного, но скучного преподавателя нужных кафедре курсов, автора занудных, а впрочем, обстоятельных публикаций, умело соблюдавшего нейтралитет в сотрясавших кафедру распрях старших коллег, молчаливо взирая на все сквозь свои сверхдиоптрические очки.

Будь моя воля, я бы охотно послал его на все четыре стороны – к тому времени я уже оценил глубину авгурской реплики Коджака. И многое зависело именно от меня, достаточно было пустить дело на самотек. Но позволить себе этого я не мог. Во-первых, ввиду неофитского уважения к американской академической процедуре. Во-вторых, из тщеславного желания доказать, что мне по плечу любая профессиональная роль. А в-третьих, потому, что мне не улыбалось выглядеть нахалом, сходу отхватившим лакомый кусок и тут же беспардонно выгнавшим на улицу трудягу, который в поте лица шесть лет выслуживал искомую должность.

Я бодро принялся за дело и, вдохновляясь образом заведующего конторой по заготовке рогов и копыт, успешно с ним справился. Правда, один коллега, Уолтер Викери, входивший в список желанных С. рецензентов, отказался было давать отзыв, ссылаясь на занятость. Он даже заявил, что уже вот за эту его злобную отписку ему по сути причитается, как сейчас помню, 50 долларов (на сегодняшние деньги это было бы 150 долларов, а то и все 200). Викери я уважал (я познакомился с ним незадолго до того на большой славистической конференции, на секции стиховедения, где докладчиков, включая его, было четверо, а слушателей, включая меня, трое), его вызов принял и предложил заплатить за отзыв аж 150 долларов. Викери сломался, а сломавшись, отзыв прислал безоговорочно позитивный. (Оно и понятно: отрицательный отзыв требует гораздо больших усилий, так что оптимальную финансовую отдачу обеспечивает именно положительный.) Остальные отзывы я правдами и неправдами добыл бесплатно и в основном тоже позитивные.

Так С. без особых хлопот получил заветную доцентуру, а я продемонстрировал urbi et orbi свою американскую суперделовитость. В чем не перестаю раскаиваться – как из‐за долетающих до меня время от времени известий о дальнейшей жизни и деятельности С., так и из‐за сознания той постыдной несвободы, которую я проявил, давая ему путевку в жизнь. Сюжет, конечно, не новый, вспомним хотя бы «Мост через реку Квай» (теперь понятно, почему я так люблю этот фильм), но лучше переживать его в зрительном зале, а не на собственной шкуре.

Энн Арбор