Все течет

– Не примите это за холодность… за враждебность, – заговорила она вдруг горячо и сердечно, но, спохватившись, изменила тон. – Не станем заканчивать наш разговор извинениями. Прощайте. Я – ваш друг, и теперь, и всегда. Это всё.

– В таком случае, прощайте, Варя. – И Сергей первый вышел из комнаты.

Она осталась одна. Она думала о важности этой последней минуты. Они расстались навеки.

Громкие звуки мазурки заставили её вздрогнуть. Где она? Она забыла о бале.

Как спокойно стояли книги на полках, полные собственной мудрости. Вид книг всегда действовал на неё как тонизирующее лекарство. Они подтверждали ей, что есть жизнь мысли и эта жизнь выше жизни чувства. «Революционер – обречённая личность», говорил «Катехизис», ему нет личного счастья. Сегодня она поднялась до этого. Гордость смягчала боль её сердца: она может торжествовать победу своей воли, силы своего характера – она выполнила одно из трудных заданий учителя.

Глава XXIV

В библиотеку вдруг вбежала Мила.

– Варя! Я тебе что-то скажу! Я искала тебя. Серёжа сказал мне, что ты здесь.

В длинном платье из белого тюля, украшенном цветами, сверкая бриллиантами, благоухая ароматом духов, она чем-то походила на маленькое радостное парусное судно, уходящее в дальнее море. Подбежав к Варваре, она вдруг закрыла лицо маленьким кружевным веером и прошептала оттуда:

– Я влюблена!

– Разумеется. Я даже знаю, в кого.

– Ты з н а е ш ь? Но к а к ты можешь знать, когда я влюбилась только что, во время последнего вальса!

– Я видела – новый красивый офицер вошёл в дом. Он и есть герой последнего вальса.

Мила отступила на шаг.

– Знаешь, Варя, нехорошо так говорить…

– Допустим, я пошутила.

– Знаешь, Варя, это серьёзно. У меня вдруг упало сердце, когда он подошёл ко мне. Знаешь, как-то вдруг упало и болит. И сейчас болит… Мне очень радостно, мне очень весело, но сердце болит и болит…

– Перестань, Мила! Поболит и перестанет, потому что всё проходит.

– Нет, Варя, ты не понимаешь… Тебе не приходилось любить, и ты не знаешь, как это… Пойдём, ты сама его увидишь и тогда поймёшь. Пойдём, я тебя познакомлю с поручиком Мальцевым.

– Мы уже п о з н а к о м и л и с ь, – с иронией заметила Варвара, – только что, в прихожей.

– Как в прихожей? Кто вас познакомил?

– Он сам познакомился.

– Сам? Но как? Это не принято!

– Со мною, он полагал, это ничего, принято.

Тут тётя Анна Валериановна вошла в библиотеку.

– Мила, ты здесь? Чего ты прячешься? Сейчас идёт мазурка.

– Иду, тётя, иду! Варя, посмотри! Ты не заметила? Сегодня в первый раз на мне бриллианты! Фамильные! Это значит, что я – взрослая. Значит, то, что я тебе сказала, уже совершенно серьёзно. Тут уж – судьба!

Но Мила видела, что Варвара не слушала её. Она была рассеянна и не посмотрела даже на бриллианты.

– Варя! Не будь эгоистом! Ты думай обо мне!

И лёгкая, как видение, Мила порхнула к бальному залу.

Варвара осталась одна. В её сердце кипела горечь. «Что я здесь делаю? Всё кончено. Я могу уйти. Возможно, я навсегда ухожу из "Услады"». И ей вдруг захотелось несколько минут посидеть здесь одной, прежде чем покинуть этот дом и всё, связанное с ним в её жизни.

В дверях показался Димитрий – второй по красоте, после Мальцева, молодой человек, как говорили гимназистки. Он был блондином, Мальцев – брюнетом.

Димитрий медленно, нехотя направился к дивану, где сидела Варвара. Он шёл, а за ним лилась музыка из зала. Шпоры тихонько звенели.

По его виду Варвара поняла: он был послан или тётей, или Милой «занимать» её.

– Как поживаете, мадемуазель Варвара? – спросил он лениво, сделав вид, что случайно увидел её. – Отдыхаете от бала? Разрешите присесть около вас.

Он опустился на тот же диван, но возможно дальше от неё.

– Итак, вы блестяще окончили гимназию. Золотая медаль. Да. Поздравляю! – он поклонился.

Она молчала. Насмешка была в его глазах.

– Тут где-то был Сергей. Он искал вас. Вы его видели?

Это был прямой вопрос. Необходимо ответить.

– Да, – сказала Варвара.

Димитрий слегка пожал плечами. Помолчали.

– С вашего разрешения. – Он открыл свой золотой портсигар и, взяв папиросу, закурил, не ожидая ответа Варвары.

Это была, конечно, деталь. Но эта деталь ставила Варвару на её место в этом доме. С женщиной своего круга он не закурил бы прежде, чем было бы сказано «пожалуйста». Это было то же, что и шинель, брошенная ей на руки в прихожей. В ней вспыхнула досада, и она вдруг горячо рассердилась – и не на то, что Димитрий был с нею невежлив, а на то, что она в этот день была так чувствительна к тем мелочам, которые не должны бы задевать её, которые она давно презирала. Но, не удержавшись, она подчёркнуто произнесла: «Пожалуйста, курите!» – когда Димитрий уже выпускал колечками дым.

Он понял и её чувство, и её тон. Его брови слегка приподнялись, но он подавил в начале насмешливую улыбку, успевшую сказать Варваре: я у себя дома, – и Варвара поняла, что лишь забавляет его.

– Благодарю вас за разрешение курить, – произнёс он ровным тоном, выдержав паузу, и, ещё помолчав, добавил:

– Очень мило с вашей стороны. Да.