Тут позвонил мне Коваль, сказал, что у него теперь на Абельмановке есть мастерская, и предложил туда поехать. Мы встретились у клиники Гельмгольца (середина между нашими домами), и Юрка взял такси. У Земляного вала он дёрнул за руку шофёра:
— Прижмись! Прижмись!
И выскочил за водкой. А я в который раз изумился Юриной лёгкости: и сразу взять такси, и так остановить, и никакого ропота со стороны таксиста.
Художнические мастерские такого рода все друг на друга похожи. Особенно, когда в них живёт Коваль. У Юры их было поочерёдно три: вот эта на Абельмановской, потом в Серебряническом переулке (вместе с Витей Беловым) и последняя — на Серебрянической набережной, тоже с Беловым. Так что у меня в памяти все три мастерских как будто бы слились в одну.
У Юры есть одна очень мною любимая песня — о прощании с большой выпивкой:
Но я всегда её называю
Внимать же прозе Коваля — неизъяснимое блаженство. И хочется не разбирать эту прозу по членам предложения, как Чехов хотел разбирать когда-то лермонтовскую «Тамань», а только слушать, читать, перечитывать, и тянет даже взять и… переписать, верней,
Я думаю, здесь Юра меня бы понял. Когда Вера Николаевна Маркова дала ему на два дня рукописную тетрадь её стихов с позволением переписать, что захочется, в «Монохроники», Юра там же, в «Монохрониках» записал:
И с прозой точно так же. Конечно, с прозой Коваля. Вот я её и переписываю: