Все умерли, и я завела собаку

Но я все еще не пережила свои утраты. Как-то на работе я упала в обморок, и коллеги отправили меня в больницу на анализы. Я уверилась, что настала моя очередь, и ждала, что мне деликатно сообщат об обнаруженной опухоли мозга. Но врачи объяснили, что мое состояние связано с пониженным кровяным давлением, постоянной тревожностью и стрессом. Я почувствовала неловкость из-за того, что пришлось заночевать в больнице всего лишь из-за своего психического состояния.

– Он на это не подписывался, – сказала я одной из подруг моего приятеля, когда мы ужинали с ней через неделю после обморока. – Сейчас у нас должен был быть период коктейлей и романтики!

В день рождения я организовала для друзей ужин, чтобы поблагодарить их за поддержку, какую они мне оказали в этот тяжелый период. И я должна была поблагодарить своего друга за его любовь. Мне казалось, что я покидаю страну медведей и, наконец-то, вступаю в страну собак – причем надолго.

«Я так рад видеть тебя в солнечном свете после всех этих гроз», – написал мне на следующий день Фрэнк.

«Это был день рождения, о котором я всегда мечтала, но даже не предполагала, что он когда-нибудь случится!» – ответила я.

Через несколько недель мы с моим другом выяснили, что наши жизненные планы не совпадают, и разговор наш привел к разрыву, которого я никак не ожидала. Он разорвал наши отношения. Нет, я не сделала ничего плохого, просто в данный момент ему не нужен был партнер. Он предложил встретиться, чтобы окончательно расстаться, но подруги категорически отговорили меня от подобного посмертного вскрытия: алкоголики обычно срываются, позволив себе одну прощальную рюмку.

Несколько месяцев мой бывший присылал мне сообщения. Он надеялся, что друзья позаботятся обо мне, и хотел поддерживать связь. Но я решила проявить стойкость и воздерживалась даже от безвредной кружки пива, понимая, каким похмельем это мне грозит.

– Порой меня мучает чувство вины, – призналась я Сью. – Нехорошо, что я полностью прервала наше общение.

– Но вы исцелились и действуете аутентично. Общение с кем-либо только для того, чтобы соблюсти приличия, – это нечестное поведение.

– Но люди считают, что я веду себя неразумно в этой ситуации…

– Но вы же знаете правду. И ее знают все, кому вы дороги. Разве важно, что думают посторонние?

– Иногда мне кажется, что это я и есть. Сумма того, что думают обо мне другие…

– А те, кого вы считаете друзьями, например Фрэнк, – им есть дело до того, что думают о них другие? Они хотят нравиться и считаться милыми?

– Нет, и их честность вызывает у меня настоящее благоговение. Но однажды Фрэнк сказал, что так жить непросто.

– Он прав. Но стоит вам начать, и вы не захотите возвращаться. Четкие границы и забота о себе не делают вас плохим человеком.

Когда боль от романтических разочарований начала стихать, в мою жизнь вернулся старый приятель, «осложненное горе». И на этот раз гость вооружился целым списком прав сквоттеров. Мне казалось, что я вернулась назад в прошлое – к «вечеринкам на кухонном полу».

Справиться с этой болью мне помог Фрэнк. Он написал, что я нашла «обезболивающее», что-то хорошее, о чем можно думать, когда все вокруг рушилось. «А потом его неожиданно отобрали. И ты осталась со своими утратами, да еще и в ломке. Это вдвойне тяжело». Свое письмо он завершил фразой: «Именно так. С тебя девять гиней за консультацию».

Фрэнк был прав, как всегда (ну, за исключением лишь того случая, когда он решил вставить золотой зуб). Похоже, я просто променяла роль сестры и дочери на роль подруги. И теперь мне было плохо, потому что я снова чувствовала себя никем.

Сью помогла мне все осознать, но я чувствовала, что мне нужна другая помощь. Я пошла к врачу и сказала, что мне нужны антидепрессанты.

– Я прохожу психотерапию, но это чувство… Оно не поддается контролю… Словно два последних года решили взять свое.

Доктор оторвалась от клавиатуры, на которой что-то быстро набирала (очень характерно для визитов к современным врачам), и с тревогой посмотрела на меня.

– Вы пережили тяжелые утраты. Конечно, вам кажется, что все вышло из-под контроля.

Она согласилась выписать мне легкие антидепрессанты.

– Нечто вроде «притворяйся, пока не получится», верно? – спросила я.

– Именно так, – кивнула доктор. – А потом мы посмотрим на ваше самочувствие. Думаю, у вас все будет хорошо. То, что вы обратились за помощью, это хороший знак.

Через несколько недель я пришла на Хайгейтское кладбище, чтобы окончательно завершить вопросы маминого захоронения. От светлого памятника Рэйч мамину могилу отделяли всего две неширокие аллеи. Выбрать место мне помогал бывший приятель. Мамина могила располагалась в тихом, тенистом месте, где были похоронены преимущественно маленькие дети – и актер Боб Хоскинс. Идеальное место.

Хайгейтское кладбище напоминает статусный клуб загробной жизни. Здесь масса известных имен, и для входа нужно иметь членскую карточку. Я была хорошо знакома с могильщиком (название его профессии стоило бы изменить на «консультант по загробной жизни»). Он указал мне на могилы своих любимцев: