Все умерли, и я завела собаку

Рэй обследовал свое удобное новое жилище. Я поместила его рядом с собственной постелью. Если я буду находиться с ним хотя бы в одной комнате, то не буду чувствовать себя таким социопатом из-за того, что не обращаю на него внимания. Рэй осторожно спустился по подложенным книжкам и заковылял по спальне. Он изучил электрические розетки («Нельзя, Рэй!»), пожевал шнур от фена («Рэй, прекрати!») и сунул нос во что-то странное (позже по его терракотовой ухмылке я поняла, что это была пудра цвета загара от «Шанель», – «Господи боже, РЭЭЭЭЭЙ!»).

Я поселила в своем доме существо, наделенное экспериментальным духом подростка из Гластонбери. Я постоянно находилась в состоянии напряженной тревоги. Любое фырканье казалось мне признаком инфаркта. Я беспокоилась, как он будет спускаться по лестницам. Я стала безумно бояться шоколада, убежденная в том, что, если Рэй лизнет хотя бы крошку, его ожидает смертельное отравление. Я так и слышала, как ветеринар мрачно диктует свидетельство о смерти: «Время смерти – 14.00. Причина смерти: шоколадка Cadbury’s Celebrations».

Но я готова была платить этот налог страха, потому что испытывала безумную любовь к этому милому малышу. Я смотрела, как он спит, похрапывая, положив голову на живот игрушечного гиппопотама и во сне отбиваясь лапками от невидимых врагов. Я хохотала, когда он прыгал по моему одеялу, а потом обессиленно валился на спину, подставляя свой мягкий животик и закатывая глазки от наслаждения. Я не злилась, когда он залезал в ящик для белья и вылезал оттуда, держа в зубах розовую атласную бретельку моего дорогого бюстгальтера. Или когда он случайно испортил мое покрывало. Само его существование делало меня безумно счастливой.

Я ничего не хотела в нем менять.

Пока не обнаружила явление, которое можно было бы назвать «синдромом упрямого ши-тцу».

– Ну же, Рэй! Рэй! Идем гулять, малыш!

«Все великие мысли приходят во время прогулки». По-моему, это сказал Ницше. Рэй с Ницше соглашаться не хотел. Он смотрел на меня с холодным презрением, а потом улегся на пол, вытянул ламы и замер, как декоративный каменный лев.

Я показывала ему лакомства, садилась рядом с ним на корточки, чтобы соблазнить грядущей прогулкой, даже энергично топала, демонстрируя, какие радости ждут нас на улице.

– Рэй любит гулять!

Но Рэй был непоколебим. Он был твердо намерен провести жизнь за закрытыми дверями.

Сражение воли продолжалось неделями. Я умоляла, он отказывался. Я тянула поводок, он замирал и был готов тащиться по тротуару, превращая меня в Ахиллеса, влекущего за своей колесницей тело Гектора.

– Моя собака не хочет гулять, – пожаловалась я своему другу в интернете, откликнувшемуся на запрос «почему мой ши-тцу дуется на меня?»

В конце концов я решила обратиться за советом к дрессировщику.

– За отказами часто скрывается страх, – объяснила она и предложила положить деревянную планку между кухонной дверью и внутренним двориком, а потом разложить на ней кусочки лакомства. – Заставьте его думать, что это его идея.

Я вспомнила, как Рэйчел однажды сказала мне точно то же самое – только про личные отношения. Естественно, я решила попробовать. Рэю понадобилось не меньше пятнадцати минут, чтобы выбраться на планку и добраться до первого лакомства.

– И теперь мне придется поступать так постоянно? – с ужасом спросила я у дрессировщицы.

– Запаситесь терпением, – с улыбкой ответила она. – Спешки нет. Собаки хорошо реагируют на спокойное подкрепление, но терпеть не могут паники и подавленности.

Терпением я никогда не отличалась. Я перебивала собеседников, чтобы они быстрее дошли до сути дела. Я с трудом сдерживалась, когда человек, стоящий передо мной в очереди к кассе, начинал расспрашивать о скидочных картах. В пробках я всегда старалась маневрировать, чтобы продвинуться хоть чуть-чуть быстрее. Но с Рэем я просто не могла быть нетерпеливой. Он был слишком хрупким, слишком милым, слишком прелестным, чтобы я могла выйти из себя. Так он и заставил меня научиться самоконтролю и лучше держать себя в руках.

Я старалась относиться к нашим прогулкам в духе «поэтов-романтиков» – прогулки важны сами по себе, одной лишь практичностью их ценность не ограничивается. Поэтому никаких мобильных телефонов, никаких вздохов, никакой экзистенциальной тревоги.

– Мы пойдем гулять, – говорила я ему, когда он сердито косился на поводок. – Я не собираюсь позволять тебе превращаться в одного из этих дурацких подростков, которые вечно торчат дома.

Впрочем, нам не удавалось уйти далеко, прежде чем Рэй замирал в позе каменного льва. А иногда он выбирал позу Супермена-в-полете – лапы вытянуты вперед, живот прижат к тротуару. Я могла стоять на месте минут двадцать, шепча ему ласковые слова и пытаясь сдвинуть его с места. Увидев нас, прохожие начинали хохотать:

– Посмотрите-ка на собаку той женщины – он не хочет двигаться!