- Устала. Тяжело с тапусом, во всем тяжело. – Тамара, пожалуй, впервые сказала правду. Возможно, старейшине было неприятно подобное слышать, но храбриться и скрывать Тома устала. Эти полтора месяца, полтора лунных цикла были самыми тяжелыми в ее жизни. Она еще никогда столько не плакала. Каждый день испытывал на прочность, приходилось кому-то что-то доказывать, стараться понравиться и расположить людей, не зная языка.
- Осталось еще немного, а потом будет легче, – мягко ответила женщина.
Тома, не желая спорить, лишь грустно улыбнулась.
- А что будет потом?
- Потом? – задумчиво переспросила Хула. – Потом мы узнаем, кто замышлял зло. Ты сможешь заниматься тапусом, вы научитесь лучше понимать друг друга, и тебе станет легче. Ты будешь пользоваться уважением, выйдешь замуж за хорошего человека, а потом, позже сможешь стать одной из равных, – она внимательно наблюдала за Тамаа.
- Не хочу положения. Не уверена, что справлюсь. О себе-то не могу позаботиться, еще за спиной называют воровкой. Я уже хорошо понимаю речь, даже говорю, но кто об этом не знает, не выбирают слов. Я не хочу мужа, который будет терпеть меня из-за тапуса. У меня скверный нрав. Вапл даже назвал пустынной кошкой, которая кидается на всех. Думаете, найдется глупец, который захочет жениться на мне? Не думаю, что от беготни по пустыне, мой характер станет лучше. Если сравнивать меня с Маутой, Чиа или Юби, я сильно отличаюсь. Со мной трудно, я могу притворяться один, два лунных цикла, а потом тайное станет явным.
- С чего ты так решила? – удивилась Хула. – Я знаю всех людей, живущих в нашем городе, и почти всех, кто обитает наверху…
- А наверху тоже живут? – перебила ее удивленная Томка.
- Конечно. Там живут пришлые и торговцы, которые приезжают в наши края или останавливаются в пути, те, кому нравятся большие дома. Здесь, под землей живут лишь те, кто пользуется доверием. Чтобы войти сюда, в сердце нашего города, нужно либо родиться тут, либо заслужить доверие. Думаю, пока не стоит так далеко заходить. Нужно дождаться приезда братьев, их решения, а потом можно будет и заглядывать в будущее, хотя откуда нам знать, что Боги готовят? Я никогда и подумать не могла, что окажусь в этом городе и стану одной из равных.
- А вы не здесь родились? – поразилась Тамара.
- Моя мать родилась здесь, но вышла замуж за торговца и переехала. Мы с сестрой родились в Хааре. Когда отца не стало, мы вернулись сюда, – коротко ответила старейшина, не вдаваясь в подробности. – А что о тебе говорят глупости, не отчаивайся, братья найдут виновного. Если даже это сотворила ты, после искреннего раскаяния, думаю, их наказание не будет суровым.
- Почему вы так думаете? И почему не боитесь приезда Брата, а даже с некоторой радостью ожидаете его?
- Почему бы не радоваться, если после его приезда община выздоравливает, как дерево, у которого удалили гнилые ветки. Жизнь продолжается, и мы живем дальше. Разве ты этого не помнишь?
- Нет, – Тома понимала, что за острожным вопросом скрывается догадка женщин о том, что Тамаа явно не из этих мест. Прямо ее об этом не спрашивали, но чем лучше они узнавали ее, тем больше в этом убеждались. Однако Хула и Та не делились своими догадками ни с кем, чтобы не портить жизнь Тамаа, не пугать людей и не раздражать Орден.
- Ничего страшного. Уже скоро ты предстанешь перед братьями, а может и сестрами, и почувствуешь дрожь и благоговение перед их мощью и мудростью.
- А какие они? – не удержалась Тамара. Ей было и любопытно, и страшно одновременно.
- Какие? – улыбнулась женщина. – Разные. Иногда некоторые братья посещают нас чаще, чем другие, а случается, что приезжают лишь раз. Не знаю, как описать, но увидев братьев, ты никогда не забудешь и не спутаешь их ни с кем.
- Почему? – Томе стало страшно.
- Увидишь уже скоро, – женщина смотрела вдаль. Печаль давних воспоминаний омрачила ее спокойное, испещренное глубокими морщинами лицо. Она помолчала, а потом тихо продолжила. - Тот, который судил моего отца, был невысоким, сухим, со светлой бородой. Мне тогда было пять, но я до сих пор помню, как от одного его пронизывающего взгляда становилось страшно. Казалось, что он видит меня насквозь. Его глаза были как у твоих кукол. Он был издалека. Со строгим, даже безжалостным лицом. Когда он признал отца виновным, мне хотелось кричать, что он лжет, что отец ни в чем не виноват, но он посмотрел на меня и улыбнулся. И злость прошла, осталась лишь боль и отчаяние.
Отец признал вину, и брат позволил ему уйти без боли, хотя мог и не снизойти до такой милости. Отец совершил нечто, за чем Орден следит очень тщательно. Ма рассказывала, что он был осторожным и недоверчивым человеком, и делал все возможное, чтобы не попасться.
Что он совершил, я не знала, но за контрабанду можно расплатиться большим штрафом и своим имуществом, оставшись только в той одежде, что надета на человеке, но зато живым. Его наказанием могло стать и изгнание, но почему Брат вынес именно такое решение, никто не знал.