Все в руках твоих

      Между тем огромный зверь, почувствовавший кровь, рассвирепел и стал медленно, угрожающе рыча, подбираться  к жертве. Человек понял, что его ожидает. И вместо того чтобы отбиваться, начал ползти к Томке, указывая уцелевшей рукой на забившуюся в угол девушку, надеясь, что монстр кинется на нее.

      – С…ка! – единственное, что она смогла выдавить, сильнее вжимаясь спиной во что-то.

       Подлая тварь орала и продолжала указывать в ее сторону, однако тощая Томка по сравнению с жирным мужиком казалась сущим заморышем и, видимо, не впечатлила хряка. Он снова накинулся на аборигена.

      – О Боже! – радостно завизжала Тамара, обрадованная тем, что ее решили сожрать позже, и до жути напуганная расправой над человеком, потому что зверь отгрыз тому вторую руку, а потом стал неспешно  кружить вокруг жертвы, выбирая следующий лакомый кусок. Она никогда не видела, как курице рубили голову, а тут такое.

       Тяжелые капли крови долетали и до нее, но первобытный ужас этим уже было не усугубить. Тома сидела и, не отрываясь, следила за происходящим, не замечая красных брызг, падавших на нее.

       Весь пол на месте расправы был пропитан кровью и дерьмом. Мутант  не спускал с аборигена глаз, ходил кругами, делал обманные маневры, изображая ложную атаку, наслаждался чужими страхом и болью. Наконец ему надоело наворачивать круги, и он резко напал. В этот раз принялся за ногу жертвы, но теперь отгрызал ее медленно…

      Тамаре показалось, что за эти пять минут она поседела, постарела и стала ненормальной. Жертва больше не орала и не билась, и теперь в жуткой тишине были слышны лишь треск костей и довольное чавканье хряка. Девушку тошнило и, если бы что-то было в желудке, вывернуло бы.

Жалуясь на пустоту, живот не вовремя заурчал. Мутант дернул ушами и остановил пиршество. Чуть приподнял морду и застыл, пристально глядя в угол. Судя по карим  глазенкам, в его голове шел мыслительный процесс.

       – Хрюша хороший, Хрюша  хороший… –  снова затянула шарманку Тамара, когда чудовище медленно двинулось в ее сторону. По мере того как его окровавленная морда приближалась, дрожь и напряжение увеличивались, влага стала просачиваться через кожу и другие места. Слезы, сопли, пот и моча – это все, чем она могла ответить уроду, словно была скунсом, который своим ароматом отгонял врага. Было противно от своей слабости, унизительно, но жить все равно хотелось.

      Однако, подойдя, Хрюша не накинулся. Он остановился, оглядывая Томку, словно прицениваясь, потом открыл пасть и выплюнул под ноги окровавленный кусок плоти, и, повернувшись к ней огромной задницей, гордо направился обратно к растерзанному телу.

      – С-спас-си-бо! – почти беззвучно промямлила Тома. Губы шевелились, но звуков не было.

      Жрал Хрюша долго, смакуя каждый кусок. За это время в дыре, из которой выпал мужик, мелькали другие аборигены. Увидев, что их соплеменник или кто там еще стал жертвой борова, удивились, но не стали спешить ему на помощь. То ли изувеченные здесь были лишними, то ли этот мужик не пользовался особой любовью, но немного поглазев и пошептавшись между собой, они удалились, закрыв проход камнем.

     Наевшись от пуза, зверюга облизнул окровавленную морду и, развалившись рядом с соседкой, стал требовать новых ласк. Повернувшись к ней огромным пузом, выразительно зарычал. Уговаривать Тамару не пришлось.

    – Брюхо, так брюхо, что угодно, только не ешь! – бормотала она под нос. Зверь довольно  похрюкивал, и изнеможенная Томка не заметила, как отключилась. Сколько она проспала – неизвестно, но проснулась от мучительной жажды.

     Хрюша дремал рядом, согревая теплом, и потревожить его сон она побоялась. Пить хотелось сильно, но жить – еще больше, поэтому, стараясь не шевелиться, закрыла глаза и попыталась снова заснуть. Томка была разбитой, обессиленной, словно на ней весь день пахали, руки от перенапряжения тряслись. Сон не шел, и тогда она решила, пользуясь случаем, рассмотреть соседа по жилплощади внимательней. Разглядывать лежа было неудобно, но звериная морда лежала совсем рядом.

     Темно-серая шерсть, скорее всего из-за грязи, большие висячие уши, пятак, крокодильи зубы, складки на морде… Хрюша не был совсем уж уродом. Если бы не кровожадность и зубастая пасть, его можно было бы признать нормальным животным, как свинья или носорог, но все же было в нем что-то такое ненормальное.

     Томка не могла понять, что же в нем самое страшное. Конечно, костяные наросты на спине, как на хвосте крокодила, добавляли жути, но дело было не в них. Размышляя и рассматривая все, что было видно из лежащего положения, она не сразу заметила, что зверь тоже наблюдает за ней.

      «А-а-а!!!» – чуть не заорала Тома, когда поняла: самыми устрашающими в нем были глаза, в которых читались жесткость и подобие людского интеллекта. Пусть он был далек по развитию от человека, но наблюдательность и животный разум позволяли ему читать некоторые Томины мысли. Во всяком случае, иногда ей так казалось.

     – Хрюша, – обратилась она к нему осторожно, стараясь дрожащим голосом изобразить нежность, – ты меня понимаешь?

Он не отреагировал.