Все ведьмы рыжие, или Будь моей ведьмой[СИ]

— В игровой форме можно начинать уже, — Катя стремительно выкладывала продукты, причем овощи, молочное, крупы, и никаких тортиков, пирожных, мороженного и готовых салатов, — Ритулечка, а тебе домой не пора, мама волноваться не будет?

Я просто сидела, открыв рот — Катя мою маму не то чтобы не любила, просто не переваривала и данная тема вообще никогда не поднималась.

— Пора-пора, — отозвался незримый для некоторых Князь, — и давай сам а, чтобы я фею не вмешивал.

Очень хотелось послать Стужева, но не при Ромке же.

— Да, — медленно поднялась со стула, — пойду я, наверное.

Проводил меня Ромочка, держа за руку и сурово насупившись. Дойдя до двери, оглянулся на кухню и доверительно прошептал:

— Мама взрослая.

Устами младенца…

— Повзрослела, — согласилась я.

— Я музик, — напомнил то ли мне, то ли себе Ромочка.

— Настоящий музик, — согласился Стужев подталкивая меня к двери.

— Ты плохой, — выдал очередную мудрость мой самый лучший мужчина на свете.

— Умный пацан, — не стал возражать Князь, каким-то образом умудрившийся открыть дверь и таки вытолкнуть меня на лестничную площадку. — Все, Йома, — он наклонился, протянул малышу руку, — бывай, маму береги, мужиком будь, ну и дальше по списку.

— Писку? — переспросил Ромка.

Стужев глянул на меня и попросил:

— Не переводи, мне уже страшно представить, как ты интерпретируешь это кажущееся на первый взгляд невинным слово. Пока, Йома.

— Пока, Гьязь, — отомстил малый и за себя и за меня.

— О-ба-на, — опечалился Стужев.

— Знай наших, — ответила гордая за наших я.

Ничего не ответив мне, Князь, он же с легкой Ромкиной руки Грязь, махнул мелкому, вышел и закрыл двери. После решительно направился к лифту, вызвал, и пока тот ехал, вернулся за мной, взял за локоть, завел в лифт, и мы молча подождали, пока дверь закроется.

Дальше случилось нечто — рывок, и прижав меня спиной к не особо чистой стенке лифта, Стужев навис, вжимая в эту самую стенку и зло произнес:

— Трус значит?

Не сразу врубилась, к чему это было сказано. Потом вспомнила, что это он видимо все еще помнит о моем: «Прости, Князь, видишь ли, я скрывать и не собиралась, а вот твоя скрытность вызывает грустные мысли по поводу трусости…».

— Слушай, Гъязь, — ехидно начала я, — у тебя какое-то болезненное самолюбие, тебе бы к психологу записаться, глядишь и комплексов поубавилось бы…

Договорить мне не дали — Князь как-то резко оказался совсем близко, так что это уже было мало похоже на сентиментальные мексиканские сериалы, и явно двигалось в сторону немецкого эротического фильма, и вот в этом положении, Стужев с усмешкой поинтересовался:

— Марго, а что ты знаешь об инициации ведьмы?

В моей голове прокрутилось нечто вроде лишения невинности, посему стараясь не показывать нарастающий ужасть, ровным голос интересуюсь:

— Гетеросексуальность доказывать будешь?

Усмешка, и склонившись ближе, так что теперь его губы ощущались моими, Стужев проникновенно прошептал:

— Девственность? Маргош, да кому она нужна. Поверь, тут все гораздо интереснее, — почти поцелуй и он продолжил, — для того чтобы инициировать ведьму, нужно просто… — Князь допустил паузу, затем выдохнул, — разбить ей сердце.

Лифт плавно двинулся вниз, мое сердце ухнуло куда-то, где ему было не так страшно как со мной, мне вдруг стало очень холодно и жутко, а Стужев… ну он просто искренне наслаждался ситуацией, няшка анимешная.

— Стужев, — задумчиво произнесла я.

— Мм?

Я резко выдохнула, приводя чувства в порядок, потянулась к нему и тоже проникновенно так:

— А к психологу все же сходи, Князь, он тебе явно нужен.

Стужев решил поржать мне в лицо. Решение даже было приведено в исполнение, но на патетической ноте злодеюкского смеха, лифт остановился, дверь открылась, и вошел…

— Добрый вечер, Владимир Михайлович, — вежливо поздоровалась я с суровым дедушкой, бывшим бабушкиным другом.

Некогда важный генеральский чин остановился на входе в лифт, с некоторым недоумением созерцая картину собственно распятой Стужевым меня, ну и торжествующе-злодейская харя Князя тоже без внимания не осталась.

— Риточка, голубушка, а что тут у вас происходит? — задумчиво вопросил извечно спокойный Владимир Михайлович.

Он вообще всегда был спокойным мужиком — что ему житейские неурядицы после реальных боев в суровой афганской реальности.

— А тут у нас злодей злобствующее торжествует, — созналась я.

Стужев медленно отпустил, но стоять остался рядом.

— В каком смысле торжествует? — Владимир Михайлович в лифт зашел, но трость была им едва заметно перехвачена чуть иначе.

И ведь даже не заметишь сходу, просто однажды довелось мне присутствовать на уроке «вселенской справедливости» преподанной бывшим генералом местной гопнической братии, и после сего урока у последних возникли трудности с щелканиеим семечек, по причине нарушения зубной нормы.

— В смысле, что наивно надеется разбить мое сердце, — врать уважаемым людям я не люблю.

— То есть на твою честь не покушаются? — сразу все понял бывший генерал.

— А честь, Владимир Михайлович, в современном мире вещь ненужная, у нас злодеи все больше на сердца ориентируются, — продолжаю я беседу.