Все волки Канорры

— Мне тоже кажется, что он не мог не знать. Ведь Генсен создал его до разделения, и оно должно было состояться у него на глазах. Тогда почему он не сказал мне?

— Есть вещи, до которых ты должен дойти своим умом, а до тех пор они как бы не существуют.

— Ну, вот я понял, и теперь у меня волосы дыбом. У нас не будет выбора. Или умру я, или умрешь ты, или случится именно это: кто-то из нас станет Генсеном, а кто-то Саразином.

— Мне они оба как-то малосимпатичны, — признался Спящий. — И что, никаких вариантов?

— Думаю, один все-таки есть. Но только в том случае, если он действительно, взаправду устроит нас обоих.

— Детское слово, взаправду. — Спящий посмотрел на Зелга со странной нежностью. — Ты помнишь, когда сказал его мне?

— Честно? Нет, не помню. Хотя ты бы, наверное, хотел, чтобы я помнил. Я испортил хорошее впечатление о себе?

— Хорошее впечатление, — взвился Спящий. — Какой же ты оптимист. Я знаю, что не помнишь, — невесело усмехнулся он. — Ты надежно запер меня и все собственные знания обо мне в первую очередь от самого себя. Ладно, освежу твою обморочную память. В тот день мы убили в саду василиска.

— Большого?

— Немаленького. Наша драгоценная Ласика подняла потом грандиозный скандал и уволила двоих телохранителей.

— Почему?

— Ей пришла в голову замечательная идея, что он прокрался в замковый парк, чтобы убивать — тут, кстати, интуиция ее не подвела, — но потом умер своей смертью, а телохранители позорно прошляпили оба события.

— А что было на самом деле?

— Ты столкнулся с ним нос к носу. А ты еще был малыш…

Зелг зябко передернул плечами: он внезапно понял, каким именно был в тот день — таким, каким увидел ребенка, спящего на куче соломы в наглухо запертой подземной камере.

— Да, — кивнул Спящий. — В тот день я проснулся, в тот день ты узнал об этом и в тот же день заточил меня на все эти годы.

— Почему?

— Ты часто задаешь этот вопрос. Не зря ты избрал научную карьеру.

— Не так я ее себе представлял.

Они рассмеялись как добрые приятели.

— Мы испугались, — продолжил Спящий, не дожидаясь следующего вопроса. — И меня как встряхнуло. Я бросился тебе на помощь.

— Спасибо, — сердечно сказал Зелг.

— Не за что. Строго говоря, в ту секунду я был уверен, что я один-единственный, я даже не подозревал, что ты есть на свете. А потом все как-то стремительно, сразу и вдруг случилось. Я понял, что ты — часть меня, потом, что, скорее, это я — часть тебя, потом мы снова посмотрели на василиска и испугались уже вдвоем, и от накатившего ужаса поднялась какая-то волна…

— Я помню, — сипло сказал Зелг. — Волну, кажется, помню.