Все волки Канорры

— Ну вот. И мы выжгли ему глаза. А потом и сердце. Он упал и умер. А мы заплакали. Нам стало его жалко.

— Мне и теперь его жалко, — вздохнул Зелг. — Мы же могли обратить его в бегство, или сделать что-то другое, более милосердное — могли? Или не могли?

— Ты спрашиваешь, умели ли мы, или ты хочешь знать, способны ли мы, когда мы единое целое, на приличные поступки или сразу становимся воплощенным злом?

— Полагаю, я спрашиваю о первом, но подразумеваю второе.

— Хотя бы честно — этого у тебя всегда было не отнять. Вот тогда ты и спросил: это взаправду?

— А ты?

— А я сказал — думаю, да. И в тебе что-то сломалось.

— Я сразу предположил второе.

— Ты решил, что вместе мы — зло. И я пикнуть не успел, как ты запер меня. А потом появились Эгон и Тристан. Бедняги. Несмотря на то, что ты приставил их сторожить меня, я всегда жалел этих бедолаг.

— Боюсь даже спрашивать, почему.

— А тебе не приходило в голову, что ты и их обрек на вечное заточение?

Зелг взялся ладонями за голову.

— Они ничего такого не говорили.

— Они преданы тебе. Так же, как был бы предан и я, если бы у нас сложилось.

— Представляю, как ты меня ненавидел.

— Конечно, ненавидел, куда ж без этого. А ты поставь себя на мое место. Ты бы не ненавидел? Но это потом, позже. А сперва я чуть не свихнулся, потом много плакал, потом звал тебя — хотел объясниться. Ну а потом, да, созрела ненависть. Это, знаешь ли, вино долгой выдержки.

— Я скажу «прости» и это будет искренне, но ничего не исправит, — Зелг вздохнул. — Какое уж тут прости. Даже не знаю, чем бы я ответил на это «прости». Наверное, негодованием, или презрением.

— Мне можешь не рассказывать, — хмыкнул Спящий. — За эти годы я выучил каждый темный закоулок твоей души.

— Ты же спал.

— Сны — странная штука.

— И что нам теперь делать?

— Не знаю, — признался Спящий. — Я столько лет вынашивал планы, один коварнее другого. Столько мечтал о мести. Продумывал каждое гневное едкое слово, которое брошу в твое удивленное и испуганное лицо. Мне снилась твое поражение; мне снилось, как я заключаю тебя в подземную темницу, и это было единственным счастьем, которое я знал. Как теперь от всего этого отказаться — рра-з и готово — это ведь мое единственное достояние.

— Нет, — Зелг даже руками замахал в негодовании. — Ты — часть меня, а мое достояние совсем другое. У нас есть Кассария со всеми нашими друзьями и подданными, Думгар, Такангор, Юлейн, Бумсик с Хрюмсиком, Мумеза с Наморой…

— Не забудь про Карлюзу с Мардамоном, — ворчливо сказал Спящий. — И не забудь, что Кассарию ты прошляпил самым постыдным образом.