Все время мира

Каждый раз меня одолевает сомнение, что она хочет мне помочь. Как будто это не ее настоящее желание, а распоряжение ее отца. Но когда Анаис глядит на меня, все мои сомнения улетучиваются, и я во что бы то ни стало хочу защитить ее от всего на свете. К сожалению, даже от себя самого.

– Я не хотел создавать проблемы, – выдавливаю я из себя, – но он спросил меня, как продвигаются наши занятия с Майлсом, и я не сдержался.

Это случилось сегодня утром.

Мистер Нельсон спросил меня, на чем мы остановились с Брайаном, и я ответил, что не учусь с идиотами.

– Это не значит, что я не хочу учиться, – я указываю на учебник, – но этот болван…

– Дез, прошу тебя, – предупреждающе обрывает меня она и немного приближается, от чего я застываю. Не хочу, чтобы она прикасалась ко мне из сочувствия. Такие жесты слишком хорошо мне знакомы. Я не хочу получать сочувствие от нее.

– Ты снова это сделал, – тихо продолжает Анаис. – Ты ездил на Фабрику и опять участвовал в гонках. Сегодня я услышала об этом в школе. Ты снова выиграл.

Нет смысла отрицать. Поэтому я говорю только:

– Мне это нужно.

И тут же раскаиваюсь в своих словах, поскольку моя нужда не связана с деньгами, но Анаис подумает именно так.

Анаис хочет дотронуться до моего плеча, и я бросаю на нее недобрый взгляд. Она останавливается, сжимает кулак и убирает руку.

– Чем я могу тебе помочь?

А я? Чем я могу помочь тебе?

Мне хочется заорать, проклиная себя самого. Сколько раз я уже делал это, беззвучно, пока не чувствовал, как кровь начинает пульсировать у меня в голове, будто того и гляди хлынет наружу.

Вместо этого я исторгаю глухой нервный смешок. Я смеюсь над собой, потому что моя жизнь нелепа и комична.

Есть Анаис, которая ищет спасение в физической боли и одиночестве. И я, такой, какой есть, этот дом, тот поцелуй, заронивший в моей голове странные мысли, фамилия, которую я мог бы взять, и весь этот фарс, который сковывает меня.

– Дез! – на этот раз Анаис хватает меня за плечи и наклоняет ко мне голову. Ее прикосновение обжигает мою кожу, и я тону в ее взгляде.

– Что я могу сделать, чтобы помочь тебе? – повторяет она.

Я тут же становлюсь серьезным.

– Ты могла бы, например, перестать беспокоиться обо мне.

Я дотрагиваюсь рукой до ее щеки. Глаза Анаис расширяются, а я не свожу взгляда с ее губ. Она слегка их разжимает, и я ощущаю ее прерывистое дыхание. Большим пальцем я провожу по ним.

– Ты сказал, что это была ошибка, – с обидой шипит она.

Мое дыхание… Куда оно пропало?

Я убираю руки от ее лица и поднимаюсь.

– И я по-прежнему так считаю, – я подтверждаю эту ложь, чтобы отдалить от себя Анаис, – твоим родителям не следовало забирать меня из того забытого богом приюта. Я не очень подхожу на роль идеального сына.

– Это неправда, ты…

– Анаис, ты не знаешь меня. Не представляю, что ты видишь, когда смотришь на меня, быть может, безнадежный случай, но я скажу тебе одну вещь: оставь меня в покое. Это будет лучше для тебя, детка. Потому что твоя жалость – последнее, чего я хочу.

– Это не жалость, – в ее голосе звучит еще большая обида, а глаза зажигаются яростным огнем.

– А что же тогда? Ты хочешь помочь мне, потому что я рискую шкурой каждый раз, когда сажусь за руль этой чертовой машины? Мне нравится гонять на тачке, Анаис. Что в этом странного? Мне нравится управлять машиной, которая может меня прикончить. Нет нужды до чего-то докапываться или анализировать. Я уже все тебе сказал.

Тем проклятым вечером, когда я позволил ей увидеть меня насквозь, до самых костей.

Анаис натягивает рукава своей кофточки до самых пальцев.

– Я не хочу докапываться, но я не могу не беспокоиться за тебя, пусть ты и… придурок, – отвечает Анаис.

Она даже не может оскорбить меня так, как я того заслуживаю. Черт, это так мило! Мое влечение к ней не оставляет меня даже сейчас. Я отчаянно хочу ее. Я хочу разрушить ее и заново собрать по кусочкам. Испортить ее всеми возможными способами, и, несмотря на это, увидеть ее твердо стоящей на ногах.

– Уходи, – бормочу я, – или я за себя не отвечаю.

Анаис раскрывает рот. Свой волшебный ротик, о котором я мечтаю день и ночь.

– Не заставляй меня повторять, Анаис.

Она пятится назад, не отрывая от меня глаз.

А я отвожу взгляд. Я делаю это с трудом, потому что эта девушка притягивает меня, как ни одна другая.

Я поворачиваюсь к ней спиной и смотрю куда-то в окно, хотя не вижу ничего, кроме своего отражения в стекле. Слышу, как поворачивается дверная ручка, закрываю глаза и с жадностью глотаю воздух.

Она ушла, и я не побегу за ней, чтобы попросить еще немного побыть со мной.

За завтраком я ловлю на себе и Анаис сдержанные взгляды Сары и Мэтта. Вероятно, они думают о «ссоре между братом и сестрой», так что впервые оставляют нас в покое.

Вернее, они оставляют в покое ее.

Каждое утро одно и то же. Они критикуют ее за что-нибудь, приказывают и снова за что-нибудь критикуют. И я закипаю.

Они всегда делают одно и то же, и Анаис все терпит. Каждый. Чертов. Раз.