Все время мира

Это не предупреждение и не просьба остановиться. Я понял бы, если бы это было так, но это совсем другое. Медленно я прикасаюсь губами к ее рту. Губы Анаис горячие и пахнут клубникой, с трепетом я пробую их – впервые, поэтому боюсь овладеть ими слишком быстро. Мои губы соединяются с ее, и когда мой язык осторожно начинает двигаться вперед, она раскрывает рот ему навстречу. Я обнимаю Анаис за талию и притягиваю к себе.

Как же она прекрасна! Анаис – идеальная девушка для меня.

– Я передрался со всем миром, Нектаринка, но ты – мое единственное поражение, – говорю я ей.

Меня охватывает головокружение, и я пытаюсь сделать глоток свежего воздуха или вдохнуть все то, что, кажется, дает мне Анаис вместе с поцелуем.

Мы словно только что вынырнули из воды. Я прихватываю ее нижнюю губу своими. Анаис издает легкий стон.

Ее пальцы ерошат мои волосы, и я ищу губами ее шею.

– Нектаринка, мы должны остановиться…

Боже, как же это сложно!

Я смотрю ей в лицо. Мы оба тяжело дышим. Глаза Анаис еще зажмурены, а ее пухлые губки по-прежнему приоткрыты и приглашают меня к еще одному мимолетному прикосновению перед тем, как Анаис, издав тяжелый вздох, отодвигается.

Что я делаю?

Я хочу эту девушку больше, чем все, чего я когда-либо желал в своей жизни. Больше, чем хочу освободиться. Больше, чем хочу стать профессиональным футболистом. Больше, чем надрать зад тому, кто там, наверху, решил, что эта дерьмовая жизнь должна достаться мне. Я хочу ее сильнее, чем встречу с Брейденом и осуществления наших совместных планов на жизнь. И эта последняя мысль остужает меня, словно ведро ледяной воды. Вот почему я не могу. Я не могу упускать из виду самую важную цель.

– Дез… – ее голос – будто соль на рану, которая не затянется еще долго.

– Возвращайся внутрь, Анаис. То, что случилось… – я осекаюсь и вижу позади идеально освещенного сада ту же тьму, которую ношу в себе уже долгое время.

Было бы непростительной ошибкой причинять зло такой девушке, как Анаис, и я не смог бы с этим жить.

Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на нее. Она поднялась и неподвижно стоит, заламывая руки и ожидая, что я скажу ей хоть что-нибудь. Я нервно сглатываю и прячу внутрь все хорошее, что Анаис может разглядеть во мне.

– Давай забудем об этом, Нек… Анаис. Это… Это была лишь глупая ошибка, – выдавливаю я из себя.

16 Дезмонд

Ее любезность – бальзам для моей неприкаянной души.

Карлос зовет меня каждую неделю, но я не собираюсь становиться его золотым мальчиком, о чем я прямо заявил ему. Я поучаствовал в гонках еще только один раз и снова победил. Еще две тысячи долларов в копилку для Брейдена. Я поглядел смерти в лицо и снова избежал ее, так что я по-прежнему здесь, в шаге от выпускного диплома и в роли лидера футбольной команды, пусть Майлс и остается ее капитаном.

Влиться в команду и играть так, как я умею, было несложно, так что теперь я главный конкурент Брайана, отчего он ненавидит меня еще сильнее. Я стал его худшим кошмаром, и одна только мысль об этом раздувает мое самолюбие до небес.

Я усаживаюсь на своей кровати с наушниками в ушах и раскрываю учебник по философии. Hurts поют свою «Devotion», и строчки в книжке пляшут перед моими глазами.

Сегодня учеба не прет.

Я смотрю в окно: на улице льет. Мне нравится дождь. Он очищает, смывает все лишнее и освежает. Но не меня. Если бы он только мог…

Прошел почти месяц с тех пор, как моя жизнь внезапно изменилась. Я еще не чувствую себя настоящего и думаю, что никогда не смогу стать самим собой.

Сара немного сблизилась со мной и пытается вести себя как мать, но я смотрю на нее и по-прежнему вижу чужую женщину, которая не способна быть матерью даже для родных дочерей.

Мэтт, напротив… Ладно, он просто глава семьи. Кормит меня, одевает и гарантирует образование. Он выполняет свой долг добропорядочного гражданина, и Америка может радоваться, что в ней живет такой человек. Мэтт воспитывает Анаис как солдата, который должен подчиняться его приказам, в то время как со мной он скрывает свою подлинную натуру за раздражающей меня фальшивой любезностью. И он по-прежнему избегает моего взгляда, даже когда мы сидим за столом.

– Как прошел твой день, Дезмонд? – спрашивает он меня каждый раз, уставившись в свою тарелку.

– Хорошо, – отвечаю я. – А ваш?

– Хорошо. Спасибо, – сообщает он.

После этого я могу идти в постель.

Он выполнил свою задачу, а я свою.

Однако на его невозмутимом лице проступает некоторое замешательство.

У меня есть ощущение, что, когда мы остаемся с ним наедине на пару минут, он хочет сказать мне что-то совсем другое, но удерживается от этого. С другой стороны, Керперы вышли за границы зоны комфорта, и для них это все тоже непросто. Они взяли парня-бунтаря, поломанного, как старая пластинка, из которого они никогда уже не смогут извлечь мелодичных звуков. Так что мои мысли снова приводят меня в начальную точку: проблема всегда заключена во мне.