Всеблагое электричество. Пенталогия

Телохранитель ростовщика с шумным выдохом врезал правой; я перехватил худощавое запястье и дернул его на себя, а свободной рукой вцепился в плечо. Используя захваченную конечность в качестве рычага, крутанул противника вокруг себя и одновременно тяжелым ботинком подбил его опорную ногу. Китаец влетел головой в стену дома и рухнул на землю.

К этому времени оглушенный ударом по уху шофер уже отлип от капота коляски, но, прежде чем успел заголосить, я шагнул к нему и со всего маху пнул в пах. Бедолага сложился надвое, получил коленом в лицо и опрокинулся на спину.

Опасности он уже не представлял, и я вернулся к охраннику. Заломил руки за спину, а подоспевший Гаспар стянул запястья куском заранее нарезанной веревки. Заткнув рот кляпом, мы быстро спеленали и шофера, а затем погрузили китайцев на заднее сиденье экипажа. Со стороны их видно не было.

— Контролируй переулок! — потребовал я, и Гаспар перебежал к выходу со двора.

А я стряхнул пыль со слетевшей с головы кепки и прикрыл ею вынутый из кармана пистолет. Стрелять не собирался, просто хотел начать разговор на своих условиях.

Ростовщик — сухонький морщинистый старичок в военного покроя френче и с дорогой тростью в руке понял все с первого взгляда. Но дверь уже захлопнулась у него за спиной, а я выставил напоказ пистолет, поэтому спасаться бегством он не стал и лишь спросил:

— Где мои люди?

— В коляске, мсье Чен, — ответил я. — С ними все в порядке, если вас это интересует.

Старик заглянул на заднее сиденье самоходного экипажа, обернулся и потребовал объяснений:

— Что вам нужно?

Именно потребовал. Не человек, а кремень.

Я убрал пистолет в карман и усмехнулся.

— Деньги, что же еще.

— Это ограбление?

— Пфф! — фыркнул я и постучал себя по наклеенным на висок полоскам лейкопластыря. — Ограбление — это когда врываются и бьют прикладом лупары по голове. А мы с вами просто беседуем.

— Не понимаю!

— Мсье Чен, мы подрядились поставить вашему сыну партию табака по очень привлекательной цене. Но табак похитили, а на следующий день он всплыл на вашем складе. И мы бы отнеслись с пониманием к этому прискорбному обстоятельству, в конце концов, с кем не бывает, но дело в том, что точный срок поставки знали только я и ваш сын. А это наводит на нехорошие раздумья, мсье Чен. На очень нехорошие.

— Вы угрожаете? — прищурился ростовщик, и его глаза превратились в две узенькие щелочки.

— Возникни у меня желание разбрасываться угрозами, я бы начал с вашего сына. Но я проявил уважение и пришел сразу к вам.

— Мне это неинтересно! — отрезал старый китаец и шагнул на крыльцо.

Я не стал его останавливать, просто сказал:

— Если мы сейчас не договоримся, это обернется для вас серьезными потерями. — И добавил: — Склад за лавкой Одноглазого Лю. Боюсь, вы лишитесь хранящегося там товара. Всего товара, не только табака.

Ростовщик остановился и обернулся. Я улыбнулся.

— Большой Джузеппе вам этого не сказал, но мы оставляем себе лишь комиссионные. Ввозят табак полицейские, а эти господа имеют обыкновение нервничать, когда кто-то запускает руку им в карман. Вам ли не знать?

Господин Чен промолчал, но дверную ручку отпустил.

— Времени у вас — до половины шестого, — продолжил я. — Не заплатите, на склад нагрянет полиция. Это не их юрисдикция, но наши партнеры злы. Очень-очень злы. Чрезвычайно. Они вывезут оттуда весь ваш товар, а нелегальных работников депортируют в Поднебесную. И те из них, кто не умрет в душных трюмах на обратном пути, наверняка позавидуют тем, кому посчастливится сдохнуть от голода, жажды и дизентерии. И нет, никого предупредить вы не успеете. За складом уже установлено наблюдение.

— Это всего лишь ваши слова! — резко бросил ростовщик.

Я укоризненно покачал головой.

— Думаете, Большой Джузеппе не стал бы вас так подставлять? Наверняка ведь посулил скинуть цену на следующие партии, да? Но сицилийцам неинтересен табак. Им нужны наши связи, чтобы торговать кокаином. Не будет больше дешевого табака, мсье Чен. Просто не будет.

— Я не стану платить за один товар дважды, — скрипучим голосом произнес господин Чен.

— Тогда вы потеряете табак и кое-что сверху. Мы останемся без комиссионных. А наши партнеры лишатся денег, уплаченных персам. По всему выходит, что в выигрыше останется лишь Большой Джузеппе. Сколько он получил?

Ростовщик Чен оценивающе посмотрел на меня и после долгой паузы ответил:

— Четыре тысячи.

Сицилийцы запросили за товар в два раза меньше нашего, еще бы китайцам не согласиться!

— Четыре тысячи им, восемь тысяч нам… — Я зацокал языком. — Рыночная цена табака — как раз двенадцать тысяч. Какая незадача…

— Я не стану платить дважды!

— Предлагаю компромисс, мсье Чен. Шесть тысяч. В этом случае вы получите премию к рынку в двадцать процентов.

Ростовщик задумался.

— Четыре тысячи, — предложил он встречные условия.

— При таком раскладе мы останемся в убытках, а это неприемлемо. Тогда уж пусть потеряют все. Ну посудите сами: сколько составит выручка за сигареты? Тридцать тысяч? Тридцать пять? Подумайте, чего вы лишаетесь. Не говоря уже о репутационных потерях…

— Десять тысяч — это слишком много.