Всегда кто-то платит

Я приехала и передала Ане деньги. Мама была в нормальном состоянии. Я бы сказала, в обычном. Ничего особенного я не заметила – она не плакала, не причитала, не рвала на себе волосы. Анатолия Петровича уже увезли из квартиры, чему я была рада. Я могла приехать сразу же, но не хотела… хотела, чтобы его уже не было дома. Поэтому сидела на качелях под окнами и тянула время. Анна что-то пыталась рассказать мне про организацию похорон, но я не слушала. Если честно, вообще не понимала, зачем я там нужна. Посидела, попила чай и уехала. Потерянный день. Мне не было жаль Анатолия Петровича. Так бывает – умер. Неизлечимая болезнь.

Потом были похороны, первые похороны в моей жизни, но не первая смерть. Так уж случилось. Наверное, я все-таки чем-то была больна. Но смерть меня не удивляла и не потрясала. Даже не пугала. Как и предстоящие похороны.

Я с раннего детства сталкивалась со смертью. И прекрасно помнила все случаи.

Мы отдыхали летом на море. Я барахталась на мелкоте. Мне было лет пять или шесть. На берег выходила бабушка. Ей было неудобно выходить из-за галечного дна – она шла, шатаясь, все время падала. Я тогда засмеялась – надо же, бабушка, а ходит как маленькая. Бабушка оступилась, упала в воду и ее тут же накрыло волной. Меня тоже накрыло, но я вынырнула и стала ждать следующую волну. Хотела сказать бабушке, что сейчас будет еще одна, пусть она упадет, тогда ей будет весело. Бабушка смогла подняться и снова упала, и ее опять накрыло волной. Я смеялась даже под водой. Я вообще любила находиться под водой – набирала воздуха побольше и ныряла. Мама знала, что я люблю нырять, и за меня не волновалась. Когда я услышала крики рядом с собой, то сильно удивилась – неужели это меня ищут? Так я здесь. Просто нырнула. Но искали не меня, а бабушку. Ее вытащили на берег и пытались сделать искусственное дыхание. Сбежались люди. Одна женщина, наверное, врач, давила на грудь бабушки. Та не дышала. Мама вытащила меня из воды, и мы сидели на берегу.

– Пойдем? – спросила я.

– Нет, потом, – ответила мама.

Я отчего-то знала, что уходить надо сейчас.

– Бабушка уже умерла, – спокойно сказала я.

– Нет, ее еще могут спасти. Сейчас врачи приедут.

Врачи приехали только через полчаса. Бабушку накрыли полотенцем. Когда ее несли к машине «Скорой помощи», мама вдруг решила, что нам тоже пора. Так что я хорошо разглядела мертвую бабушку и уже тогда поняла, что все умирают.

– Ее сейчас отвезут в больницу и там спасут, – сказала мне мама.

– Нет, не спасут, – ответила я.

Потом, когда я уже училась в школе, в нашем классе появился новенький мальчик. Он был очень красивым, не похожим на всех остальных мальчиков. И звали его удивительно – Томаш. Всех остальных звали Ванями, Федями, Сережами и Димами. А его – Томаш. Все девочки в него немедленно влюбились. Я помню, что у него были удивительные светлые волосы, почти белые. Не светлые, а именно белые. Как белая краска для рисования. Как мел. Волосы я хорошо запомнила. Ни у кого не было таких белых волнистых волос. А потом Томаш исчез. Учительница сказала, что он умер, но мы должны его помнить, потому что он останется в наших сердцах. Я не понимала, почему я должна была помнить Томаша, который проучился в нашем классе меньше года, но постаралась – вот до сих пор помню его имя и его удивительные волосы.

Случайные смерти я видела все время. Видела, как машина сбила женщину. Она перевернулась несколько раз в воздухе и упала. Я шла с мамой из магазина. Мама не заметила, что женщина попала под машину. И никто из прохожих не обратил внимания на аварию. Все шли по своим делам, смотрели под ноги. А я видела, но даже маме не сказала об этом.

Когда я возвращалась из школы, на женщину, которая шла передо мной, упал снег с крыши. Я не знаю, умерла она или нет. Мама сказала, что ее спасли, но я ей не поверила. Я видела, как женщина вдруг упала, а на ее лице лежал здоровенный кусок льда.

Я была всего в нескольких шагах от этой женщины, но отчего-то была уверена – на меня такой кусок льда точно не упадет. Я знала, что не могу утонуть, не попаду под машину и не сорвусь в шахту лифта. Мама же очень боялась такой случайной смерти. Несчастного случая. А я думала, что случаи не бывают несчастными. Значит, так надо. Мне не было жаль этих людей.

На похоронах же я не была ни разу. Мне не с чем было сравнивать. Я не знала, какими должны быть «правильные» похороны. Но когда хоронили Анатолия Петровича, чувствовала одно – так быть не должно. А если это так у всех, всегда, то лучше, чтобы от тебя вообще ничего не осталось – даже праха. Опять же я была уверена, что всех покойников сейчас сжигают и выдают родственникам красивую урну, больше похожую на вазу с прахом. А они потом развеивают прах, или хранят урну на тумбочке для красоты. Я даже не сомневалась – традиция зарывания покойника в землю ушла в далекое прошлое. И никто так больше не делает. Аня мне что-то говорила про отпевание, но я не очень ее поняла. С кем мне было поделиться своими мыслями? Позвонила Инна и сказала, что соболезнует.

– Почему? – не поняла я.