Всегда лишь она

– Я все время жду, что ты начнешь ворчать на меня, – продолжает Фэй. – Ты всегда была таким нежным ребенком. – Она смеется про себя, вспоминая ад, через который прошла, расчесывая волосы обеих девочек после ванны, когда те были маленькими. Пожалуй, им было бы мало даже всех мировых запасов специального шампуня.

– Тебе стоит рассказать своей маме, какую хорошую работу я проделала, – говорит она. – Ничего, если ты немножко приукрасишь правду. – Она думает об этом, а затем добавляет: – Хотя там, где ты сейчас находишься, это, наверное, запрещено. – Она снова хихикает, бессознательно ожидая, что Энни будет смеяться вместе с ней. Она вглядывается в лицо Энни, желая найти след улыбки. Но тот, кто одевал ее, также позаботился стереть с ее лица всякое выражение. Это по-прежнему Энни, но теперь она лишена каких-либо эмоций или человечности.

– Помнишь, когда я сделала тебе прическу на выпускной, а ты ее возненавидела? Ты пошла в свою комнату, а я кричала, чтобы ты не портила работу, на которую я потратила столько времени.

Эта сцена так живо разыгрывается в ее памяти, будто все было вчера. Энни в гневе убегает в свою комнату, крича: «Не буду, тетя Фэй», хотя они обе понимают, что именно этим она займется за закрытой дверью.

Конечно же, когда Энни вышла, от новой прически на ее голове не осталось и следа, а предательница Клэри притащила в комнату огромную плойку, чтобы завить прямые волосы Энни в длинные кудри. Вышло даже лучше, чем прическа, которую сделала Фэй, но она этого так и не признала. Напротив – они не разговаривали друг с другом еще несколько дней.

Фэй снова смаргивает слезы, застилающие ей глаза, распутывает остальные волосы и использует распрямляющий утюжок, чтобы разгладить длинные локоны Энни, превратить их в блестящий поток распущенных волос. У девочки всегда были великолепные густые волосы, а бедная Клэри постоянно возилась со своей шевелюрой, перекрашивая ее во все возможные цвета – Фэй подозревала, что она просто завидовала кузине. Кстати, на выпускной Клэри так и не пошла, решив бойкотировать его и остаться дома с Трэвисом.

Фэй продолжает разговаривать с Энни так, словно они просто, как обычно, болтают:

– Я думаю, ты уже это знаешь – потому что наблюдаешь за всеми нами, – но Минни Портер во всем созналась Клэри, – говорит она. – Тайна того, что случилось с твоей матерью, наконец-то раскрыта благодаря твоей кузине.

Ее дочь разгадала загадку, которая мучила весь город десятилетиями.

– Ты бы так гордилась ею, – добавляет Фэй. – И эта ее птица. Та, которая потерялась. Ты помнишь, как она тогда расстроилась?

Фэй вздыхает. Это случилось всего несколько недель назад, но такое ощущение, что прошли годы.

– Представляешь, каким-то образом эта птица оказалась там, где лежала ты! Именно она и привела их к тебе, и я не уверена, что без нее они вообще нашли бы тебя. Я никогда не обращала никакого внимания на этих птиц – мне было все равно, хотя, ты знаешь, Клэри всегда говорила, что ее голуби особенные. Теперь я выхожу на улицу каждый день, чтобы проведать их. Я пытаюсь запомнить их имена, а Клэри даже разрешила одному из них посидеть на моем пальце. Он начал хлопать крыльями и поднял настоящий ветер. Мои прическа была испорчена! – Фэй смеется, но по ее щекам бегут слезы.

Тем временем укладка Энни почти закончена. Фэй добавит немного лака для волос, это глупо, но почему-то кажется важным. Она берет паузу, чтобы прочувствовать происходящее, по достоинству оценить этот дар, возможность побыть наедине с Энни и признаться в том, в чем всегда боялась признаться. Фэй надеется, что Энни слышит ее, где бы та сейчас ни была. Она чувствует это. Вот почему, понимает Фэй, именно она должна была заняться прической Энни – она и никто другой. Ей есть что сказать, и ей выпал последний шанс сделать это.

– Ты спасла мне жизнь, – говорит она своей племяннице. Слова застревают у нее в горле, и она сглатывает. – Я не знаю, что случилось бы со мной, если бы я осталась в Вирджинии, а не приехала сюда к тебе. Я думаю, что Ти Джей, возможно, убил бы меня. А если бы не убил, я была бы мертва душой. Я уже чувствовала, что умираю, когда раздался тот ночной телефонный звонок.

Она закатывает глаза и нервно смеется.

– Знаю, знаю. «Тетя Фэй, вы так любите все драматизировать». Наверное, и правда это люблю. Но когда я думаю о своей жизни – о том, чем она стала, – ты, Клэри и Хэл, мой салон, мне кажется… что так все и должно было сложиться. Такое ощущение, что я оказалась точно там, где мне и было суждено. Но я не могла бы… ничего этого не было бы у меня, не будь рядом тебя. И мне так жаль… – Ее глаза наполняются слезами, и на этот раз она не вытирает их. – Я всегда говорила тебе, что должна делать ты. Но были вещи, которые должна была сделать я, но так и не сделала.

Она позволяет слезам течь по ее щекам, размазывая тушь. Она обхватывает руками неподвижное, тихое тело своей племянницы.