– Ага, – сказал я плоским голосом.
– Я к их шуточкам не присоединяюсь, – быстро добавил он.
Вдруг я засмеялся. Смех брызгал, как кровь из свежей раны. Наружу, наружу и наружу.
– Что смешного?
– Мы в чулане.
– Послушай, я не хотел…
– Ты затащил меня
– Я не… – выдавил Уилл, а потом, вероятно, до него дошло. – Серьезно, Олли? Очень по-взрослому.
– А
Забавно. И во мне бушевало столько эмоций. Обида. Предательство. Грусть. Принятие. Возможно, немного (ладно, если честно,
– Мы даже не начали. Дай мне шанс все объяснить.
Шанс? Мы разговаривали уже минимум пять минут.
– Олли?
– Я не игнорировал тебя, клянусь. Родители в ту ночь заметили меня, когда я пришел домой, и слетели с катушек. Они отобрали телефон, мне нельзя было дотрагиваться до ноутбука, ни до чего. Три недели. Это абсурд какой-то.
Ага, конечно. Я задумался, не упомянуть ли о том, что он всем заявил, что в ту ночь был с девочками, но мне стало лень идти с ним по этой дорожке. Не хочу путать все еще больше.
– О’кей. Правда. И меня волнует то, как ты повел себя на вечеринке. Похоже, треп с приятелями был
Мои глаза начали привыкать к темноте. Я видел его, прислонившегося к двери, с одной рукой на животе и пальцами другой – во рту. Он смотрел прямо на меня. Внезапно я смутился. Как я выглядел? Насколько старательно я собирался утром? Не застряло ли у меня что-нибудь между зубами?
– Ты говорил про меня девочкам. Я запаниковал…
– Прости, мне очень жаль, я…
– Разумеется, тебе жаль! Но я не сержусь. Я понимаю, что ты сделал это не специально. Но это не значит, что все в порядке! Вдруг они кому-нибудь проболтаются?
– Пока никому не рассказали.
– Пока. Если мои родители узнают… Олли…
Я вздохнул. А что я мог сказать? Мое лицо покраснело от стыда, когда я на время забыл об обиде. Он оказался в неловкой ситуации только по моей вине. Независимо от того, намеренно я так поступил или нет. Почему я не держал свой чертов рот на замке? Я даже не
Которое оказалось даже более бурным, чем вся моя остальная жизнь, если честно.
Уилл обнял себя за плечи и уставился в пол.
– Я не смог получить спортивную стипендию, поэтому я завишу от их поддержки. Мне нельзя в этом году ни в чем облажаться, иначе мне конец.
А «облажаться» значит еще и… ясно.
– Угу.
– Я не понимал, что делать. Господи, я ведь не ожидал, что ты здесь окажешься. Абсурд какой-то.
Еще одна черта Уилла. Все было «абсурд какой-то», от мелких аномалий до меняющих жизнь событий. Мне пришлось подавить улыбку. Хоть его фраза и характеризовала то, как обстояли дела.
– Я испугался! То, что я делал летом… точнее, что
То есть он рассчитывал, что никогда меня не увидит. Бам. Ой.
– А потом вдруг – раз! – Олли прямо здесь, и я решил, мало ли что, наверное, кто-то уже
Он коснулся моего предплечья. Я задрожал, кровь нагрелась на несколько градусов, а желудок подпрыгнул вверх, но я отдернул руку. Вот теперь я разозлился, и этой эмоции было плевать на романтичную хрень моего тела.
Уилл обиженно моргнул.
– Я так рад тебя видеть, – предпринял попытку он.
– Точно, – кивнул я, показывая на стену.
Он настолько рад меня видеть, что даже не может говорить со мной на людях. И написал мне спустя две недели после того, как получил обратно свой телефон. Да я просто
– Мне надо на урок, – произнес я, пытаясь пройти мимо него.
Он преградил мне путь.
– Стой.
– У меня клаустрофобия.
– Нет у тебя клаустрофобии.
– Хоть мне и кажется романтичным болтать среди совков и тряпок, но, Уилл, думаю, надо заканчивать этот разговор. Дай знать, если захочешь поболтать в другом месте, где есть кислород, а пока желаю удачи с колледжем.
– Не обижайся на меня.
– Я не обижаюсь.
Ложь была такой явной, что Уилл нахмурился. Ну и пусть.
– Мы опаздываем. Пошли.
– Нет.
– Ладно. Тогда располагайся.
Я протиснулся мимо него и открыл дверь. Свежий воздух и свет. Уилл замешкался. Словно ожидал, что я вернусь к нему ненадолго. Для чего? Чтобы провести очередную душераздирающую беседу? Поцеловать его? В чертовом – даже поверить не могу, что это скажу, –