Всего лишь сон

– Ты не в чем не виноват, и ты это знаешь. А вместе мы это переживем, верно?

– Верно.

Эпизод второй. Движущиеся картинки

Уже светало. На полу вокруг дивана в гостиной, с которой давно ушел кот, продолжив поиски спокойного места для ночного сна, стояли пустые ведерки из-под мороженого, грязные чашки из-под кофе, были разбросаны пустые пакеты от печенья, а на самом диване спали двое: он – сидя, откинув голову назад, она – лежа, поджав свои ноги, а на его положив свою голову.

Они спали.

Было темно, а воздух имел соленый привкус. Именно привкус, а не запах. Слабое свечение исходило от нескольких свечей, что висели на стенах, а их пламя играло красными переливами. Здесь было холодно и сыро, но странное тепло исходило от того, что находилось ниже свечей.

Меган присела, чтобы рассмотреть лучше, но уже знала, что увидит там: скрученные обнаженные тела девушек, прикованные цепями к стенам, на которых было множество засохших пятен крови. Не просто пятен, а высохших потоков крови.

Кто-то стонал, кто-то был без сознания, а от некоторых тел тепло уже не исходило – они были высушены – обескровлены.

Меган знала, что Елизавета Батори, она же графиня Эржебет, предпочитала именно кровь девственниц. «Мерзкая сука», – пришло мысленное послание от ее собственной «темной стороны Луны». Меган понимала, что этих девушек уже не спасти, они мертвы вот уже половину тысячелетия, причем смерть их была ужасной и мучительной. Она знала, что перед ней лишь проекции тех, чей прах истлел задолго до ее рождения, но, глядя на их мучения, ей хотелось им помочь, освободить, не дать стать жертвой кровавой графини. Она надеялась, что все девушки, заточенные в этом подвале или, скорее, подземелье графского замка, учитывая время и место, когда и где они жили – это лишь бездушные куклы, «движущиеся картинки», которые бугимен представляет ей в качестве декораций, она надеялась, что души несчастных упокоены и пребывает в ином, лучшем мире, а не играют «на разогреве» у демона в ее личных кошмарах, надеялась, что с кровью этих девушек графиня и демон, владевший ею, не поглотили их душу.

Где-то скрипнули ржавые петли тяжелых дверей, и Меган поняла, что ей впору волноваться не о давно умерших, а о себе, о живой. Жаль, что отправляясь в свое странное царство снов, нельзя обвязаться веревкой, как это делают дайверы или те, кто погружается в глубокие колодцы или расщелины, и, почуяв опасность или отыскав искомое, просто дернуть за веревку, чтобы тебя вытащили те, кто находится наверху. Но «наверху» сейчас находился Николас, который скорее всего тоже спал.

«Ничего, – подумала Меган, – рано или поздно завибрирует браслет. Но лучше бы рано…»

Послышались шаги. Меган прижалась к стене, куда не попадал свет от свечей, вот только переживала, что ее выпирающий живот может выдать ее нахождение здесь.

Они говорили между собой. Было два голоса: мужской и женский, и по простой манере общения между собой Меган догадалась, что скорее всего это была прислуга. Наречие было непонятным для нее, но она припоминала, что Батори была графиней то ли в Венгрии, то ли в Польше. Меган намеренно избегала изучения подобных личностей: она знала, что таковые были в истории, но никогда не занималась самообразованием в этом направлении. Да и ей было плевать, на каком языке шел разговор, ее беспокоило, сколько времени еще пройдет, прежде чем ее разбудит сигнал будильника. Или ее убьют.

Она снова почувствовала тепло где-то совсем рядом. Понимая, что тело человека не может быть такой температуры, чтобы буквально излучать жар, она решила, что это тепло символизирует жизнь, которую Эржебет и «выпивала» из несчастных девушек. Меган посмотрела влево и разглядела девчонку лет четырнадцати: светлые растрепанные волосы, едва заметные реснички и брови, запачканная кожа, которая несомненно была очень бледной. Чем больше Меган смотрела на нее, тем больше могла ее разглядеть, словно на девушку кто-то направил луч фонарика. Зеленые глаза, наполненные страхом, жадно впивались взглядом в ровные, такие взрослые черты лица Меган. Засохшие потрескавшиеся губы дрожали и бесшумно шептали то ли молитву Богу, то ли мольбу о помощи у этой странной женщины. Меган приложила указательный палец к своим губам, показывая той, что сама боится и просит не издавать звуков, потом она опустила палец ниже и показала на свой живот. Язык страха и язык смерти не требуют перевода, на всех языках мира они звучат одинаково.

Шаги все приближались, но шли эти двое слишком медленно. Меган догадалась что они выбирали «ужин» для своей госпожи, останавливаясь около каждой пленницы и, судя по всему, расценивая ее шансы прожить еще несколько дней. Некоторые девушки стонали от боли, так как им уже были нанесены увечья, некоторые были обескровлены, но не полностью: жизнь еще теплилась в их слабых обнаженных телах, согревая холодный камень, на котором они бессильно лежали, свернувшись клубком.