Всего лишь сон

Он смотрел на нее и понимал, что то, что происходит с ней – ненормально. С ними. Но что есть нормальность? Кто нормальный, а кто нет? Все ли люди, проходящие курс лечения у психиатра – психически больны, и все ли люди, ни разу не бывавшие на его приеме – здоровы? Есть ли гарантии того, что и сам психиатр здоров психически?

Принято считать, что человек нормальный, если он выглядит свежим, ухоженным, он приветлив, мыслит рационально (по общепринятым стандартам рациональности). Вся его жизнь стремится к идеалу, сам он – идеал, а в идеальном мире нет места для сомнений и погрешностей. Но, когда в его идеальной жизни появляется нечто такое, что его может смутить… что тогда? Депрессия? Ах, да, нормальным людям свойственно иногда впадать в депрессию. Депрессия время от времени – это норма, нормальнее всех норм мира.

Но человек, который не всегда радостно разговаривает со своими знакомыми, а иногда и вовсе избегает встреч с ними, позволяет себе вольность в мыслях, в фантазиях, выход за границы рациональных взглядов на жизнь – он умеет анализировать свой внутренний мир, умеет сосредоточиться на себе, умеет вовремя обеспечить своего внутреннего человека покоем и отдыхом, чтобы избежать той самой «нормальной» депрессии. Да, такие люди обществом воспринимаются, как психи, но на самом деле – они самые психически здоровые люди. Они всегда пребывают немного за гранью общепринятой нормальности, потому в их жизни нет перепадов от штиля к шторму: их лодка все-таки немного сотрясается, но это они ее раскачивают, пританцовывая в ней. И улыбаются. Бессовестно по-сумасшедшему улыбаются.

Он взглянул на часы – прошло двадцать минут. Меган спит. Николас надеялся, что она видит хорошие сны. Или хотя бы не плохие. Любой из тех страшных личностей, какие были описаны в посланиях, представляли для Меган огромную опасность. Их давно нет в живых, но тот демон, что обосновался у нее в голове, умеет принимать любой образ, полностью копируя все их привычки и зверства. Как знать, может это действительно духи, которых бугимен призывает на службу, к тому же они и при жизни творили лишь зло.

Значения это не имело. Их появления во снах у Меган не сулило ничего доброго.

Она застонала и пошевелилась. Николас взглянул на часы: до будильника осталось тринадцать минут, но в этот раз она ведь спала дольше.

Стон перешел в плач, и Николас принялся незамедлительно будить Меган. Вышло это не сразу, но, открыв глаза, она тут же расплакалась. Ему было непривычно видеть ее такой, оттого больнее вдвойне.

– Это было жутко, – сказала она, – неописуемо жутко.

– Все потом, – Николас обнял ее и прижал к себе, – не думай сейчас об этом. Все хорошо, ты дома, а я рядом с тобой. Все позади.

– Как вылечится от сна? – спросила Меган, немного успокоившись. – Я не хочу больше спать. Но я не смогу не спать вечность.

– Этого он от тебя и добивается. Не сдавайся. Борись.

– Для чего? – она подняла глаза на Николаса. – И что значит – не сдаваться и бороться? Продолжать спать урывками по тридцать-сорок минут, а ты при этом будешь меня сторожить? А когда будешь спать ты? И откуда такая уверенность, что потом станет легче? Мы не можем всю жизнь ждать это мифическое «потом», жить ведь хочется сейчас!

– Меган, прошу, успокойся, – он обнял ее еще крепче, – ты прекрасно понимаешь, что истерика ни к чему хорошему не приведет. Ты мудрый человек, и сейчас ты возьмешь себя в руки, подумаешь о хорошем и… расслабишься. Ты знаешь, что должна спать. Я понимаю, что тяжело и обидно принимать его условия, но на данном этапе у нас нет выбора. Ни у тебя, понимаешь, а у нас. Ты не одна. И это главное.

– Мы – это главное.

– Самое главное, – он положил руку на «неспокойный» живот. Все было по-семейному правильно, по-семейному красиво.

– Семья, – шепнула Меган и прикрыла глаза.

Обнявшись, они пролежали почти все время, что было отведено на очередную фазу сна. За несколько минут до очередного будильника Николас заметил, что Меган уснула, и он снова отключил ближайшие сигналы.

Ее голова лежала на его груди, между ног все еще была зажата подушка. Кот перелег на освободившееся кресло. Плечо Николаса затекло, но он не хотел шевелиться, чтобы не потревожить сон Меган. Он не мог увидеть, как неестественным способом сжимаются ее глаза и губы, но почувствовал, как мелкой дрожью содрогается ее тело, прикрытое тонким одеялом.

Слабый стон с трудом прорезался сквозь зажатые губы. Николас отбросил одеяло, чтобы снова будить Меган, когда заметил пятнышки крови на майке.

– Меган! – громко крикнул он и слишком резко дернул из-под нее свое затекшее плечо. Он подскочила, издав пронзительный долгий крик, продлившийся не менее двух секунд. Затем она ухватилась руками за свой живот и громко зарыдала.

– Больно! Жжет! – кричала она.

Николас помог поднять ей майку и увидел на растянутой коже живота в промежутке между выпяченным пупком и резинкой трусиков вырезанную линию, тонкий разрез, из которого сочилась кровь.

– О Боже, Ник, – рыдала Меган, – как же больно!