– Она уже второй раз приходит. Говорит, какой-то тип следит за ней повсюду, заходит к ней, когда ее нет. Мол, наблюдает за ней, когда она у себя в кабинете… ну и все прочее в том же духе. Только нет ни писем, ни анонимных телефонных звонков. И никакого взлома. Ничего. На нее не нападали, не угрожали. Думаю, у нее паранойя.
Гомес слушает, не говоря ни слова.
– В тот раз она мне даже принесла мертвую замороженную птицу! Представляете? Птицу, которую нашла на коврике у двери… Утверждает, что этот загадочный преследователь подложил ее на порог! Говорит, что он наполнил ее холодильник, когда ее не было, что отключил электричество… Говорю вам, она сумасшедшая. Жаль, такая красотка!
– Она живет одна?
Дюкен кивает.
– Ты спросил, у кого еще есть ключи от ее дома?
– Конечно! У домработницы и ее парня. Но она категорически отрицает, что они могут быть к этому причастны.
– Ты принял жалобу? – спрашивает Гомес.
Лейтенант смотрит на него с удивлением:
– Какую жалобу? У меня ничего нет, чтобы принять жалобу! Один пшик, майор! Сделал запись в журнале учета, как и в тот раз.
– Дай мне ее координаты, – велит Александр.
– Зачем?
Одного взгляда майора хватает, чтобы вопросы иссякли. Лейтенант все исполняет, прежде чем вернуться к очередному жалобщику. Гомес сует листок в карман, поднимается к себе в кабинет и закрывается там. К счастью, он не пересекся ни с одним из членов своей группы.
Прикуривает сигарету, открывает окно и ищет номер в контактах на своем мобильнике. Старый друг, который работает в комиссариате Сарселя, в семнадцати километрах от Парижа. Тоже майор.
Он не задает Александру ритуального вопроса:
После обмена банальностями Гомес переходит к делу:
– Ты мне как-то рассказывал одну историю, про девицу, которая уж не знаю сколько раз приходила подавать жалобу…
– Уточни?
– Девица, которая каждые два-три дня являлась в комиссариат и жаловалась, что ее изводит какой-то тип. Что он заходит к ней, когда она спит, переставляет вещи в ее квартире…
– А, ну да, припоминаю! Но это же когда было! Как минимум… год назад, верно?
– Примерно, – подтверждает Гомес. – И что с ней стало, с твоей клиенткой?
– Представления не имею, старина! Она неделями компостировала нам яйца, а потом исчезла, и мы ее больше видели.
– Можешь передать мне журналы записей и жалобы? Хочу кое-что проверить. Возможно, есть связь с другим делом.
– Ладно, я все тебе подготовлю. Заедешь завтра?
– Заеду, – обещает Александр. – Спасибо, дружище.
– Не за что. Как дела у Софи?
Гомес сжимает зубы. Когда он отвечает, у него чувство, будто он выплевывает свое сердце.
– Она умерла.
Хлоя не отводит взгляда от входа в дом. Так, что в глазах начинает рябить.
Она звонила в квартиру к Бертрану, он не ответил. Поэтому она ждет, пока он вернется.
И будет ждать всю ночь, если потребуется.
Она снова думает о копе, который упорно считает ее ненормальной и открыто насмехался над ней. Решительно, она может рассчитывать только на себя.
Силуэт приближается по тротуару. Несмотря на сумерки, Хлоя сразу узнает Бертрана. Сердце в груди делает мертвую петлю.
Едва он проходит мимо «мерседеса», Хлоя выбирается наружу. Пускается бежать, перехватывает его, пока он не исчез в доме.
– Бертран!
Он оборачивается, положив ладонь на ручку двери. Она держится на разумном расстоянии. Не бросаться на него, не умолять, не плакать. Не пугать его.
– Добрый вечер. Ты получил мое сообщение?
– Да.
Он не станет упрощать ей задачу, это очевидно.
– Я могу с тобой поговорить?
Он отвечает не сразу, холодно ее разглядывая.
– Я собирался зайти домой только ненадолго, – говорит он наконец. – И должен двигаться дальше, мне жаль.
– Удели мне несколько минут, пожалуйста.
Она не добавила дрожи в голос, лишь немного теплоты.
– Ладно, – соглашается он. – Заходи.
Она идет следом, они пересекают большой вестибюль, поднимаются на четвертый этаж. Чужак, которого ей хочется обнять, поцеловать, потрогать.
Он открывает дверь своей двухэтажной квартиры и пропускает ее вперед.
– Хочешь выпить?.. Виски?
– Нет. Лучше что-нибудь не такое крепкое.
Он идет в кухню за бутылкой вина.
– Садись, – предлагает он.
Хлоя устраивается на софе. На самом краешке, как если бы боялась побеспокоить. Все идет лучше, чем она предполагала.
Бертран открывает бутылку «Сент-Эмильона», наливает в два стакана на журнальном столике.
– Слушаю тебя.
– Я хотела бы понять, что происходит, – просто говорит она.
Он садится в кресло напротив нее, подносит стакан к губам.
– Все просто… Я решил уйти от тебя.
– Ни с того ни с сего?
Он пожимает плечами с непринужденностью, которая ранит Хлою.
– Нет, – признается он. – Если быть честным, я уже некоторое время об этом подумывал.
Она опускает глаза:
– Все из-за этой истории, да? Из-за всего, что я тебе рассказывала о типе, который повсюду меня преследует…
– Отчасти да, твоя паранойя начала здорово действовать мне на нервы.
– У меня нет паранойи. Кстати, могу тебе это доказать.
Она достает из сумочки чехол с банковской картой.