– Этот гарнитур предназначен моей невесте. Не думай, что в новых обстоятельствах ты сможешь отвертеться от данных мне обещаний. Свое слово ты уже дала, и от него я тебя не освобождаю.
– В таком случае прекратите намеренно задевать и нервировать Андрэ, – возразила я.
– Нет. Я всегда защищаю свое, – Его Светлость повернул меня лицом к себе. – А ты моя, Мари. Уже моя.
Последние слова он выдохнул мне прямо в рот, поцеловал в уголок губ и, чеканя шаг, покинул спальню, оставив меня в раздрае. Кажется, все силы схлынули с меня, смывшись лавиной эмоций, что будил во мне этот мужчина. Я подошла к зеркалу, осмотрела себя в который раз – отражение было так же безупречно, как и несколько минут назад, натянула тонкие перчатки и вышла в гостиную. Лорд Вестон предложил мне локоть, и я осторожно опустила пальцы на его рукав. Катринка, рыдая, причитала о том, какая я красивая, и наказывала как следует повеселиться.
Бал проходил в том зале, где господин Ферье учил меня танцам. Оркестр играл негромкую приятную мелодию, пока гости собирались. Возле стены располагались столики с напитками и закусками, между нарядно одетыми людьми сновали лакеи с подносами, а в воздухе витала атмосфера праздника. Наконец, в парадный зал вошла невеста под руку с отцом, и Андрэ ее встретил церемониальным поклоном, исполненным истинного герцогского достоинства. В богато расшитом фраке брат выглядел бесконечно роскошно, и я невольно им залюбовалась, втайне гордясь, что имею отношение к этому прекрасному мужчине. Андрэ сказал несколько слов, и тоненькая ручка в белоснежной перчатке перекочевала на его локоть. Они неспешно прогуливались вдоль стены с зеркалами и о чем-то беседовали. Повсюду слышался негромкий смех, разговоры, стук каблучков и шорох платьев.
Но вот герцог Ламандский произнес полагающиеся случаю слова и дал отмашку оркестру. Мы выстроились парами – бал официально начался. Я кружилась в паре с Его Светлостью, стараясь успевать за отточенными движениями и не напортачить ненароком. Наши глаза уже привычно не отрывались друг от друга, и в свете тысячи огней не было для меня ничего, кроме этих завораживающих черных омутов…
Вывел меня из оцепенения чей-то испуганный крик.
– Целителя! Скорее целителя сюда!
Пары танцующих начали расступаться, пока в образовавшемся круге не остался Андрэ. Он лежал прямо на паркетном полу, а на его груди по белоснежной шелковой ткани сорочки уже расползалось кровавое пятно. Рядом стояла растерянная невеста со стилетом в руке. Его Светлость среагировал мгновенно. Тут же засиял фиолетовый щит, отрезая нас четверых от остальных присутствующих.
– Андрэ! – заверещала я и бросилась к брату. Но он уже ничего не слышал и ни на что не реагировал. – Андрэ, миленький, давай же очнись, – жалобно звала я и тормошила его.
Да как вообще эта амеба недокормленная посмела поднять руку на невинного человека! Вот что он ей сделал плохого? Ярость захлестнула меня, кажется, я совершенно перестала соображать. Я рванула в сторону тщедушной убийцы с намерением собственноручно придушить за содеянное, и будь после этого, что будет, но лорд-канцлер был начеку. Он поймал меня, от души тряхнул и рявкнул:
– Быстро к Андрэ, пока твоя магия не остановилась! Девицей я займусь сам.
В этот самый момент мне показалось, что брат едва заметно застонал, и я бросилась к нему. Представила, что из меня хлынул поток любви на грани нежности и бесконечной надежды, который своей неистовой силой просто-напросто стирает смертельную рану, будто ее там никогда и не было. По щекам текли злые слезы. Я, конечно, слышала, что маги жизни определенного уровня способны вернуть человека, практически переступившего грань, но где гарантия, что мой уровень – именно тот самый, а Андрэ не ушел слишком далеко?
ГЛАВА 30
Я гладила едва обретенного брата по щекам, слезы уже залили все его побелевшее лицо, а лунного цвета магия оплела бездвижное тело искрящимся коконом. Где-то на периферии сознания я слышала, как Его Светлость раздает команды* (*
– Андрэ! – я гладила его по мокрым щекам и в сотый, наверное, раз повторяла имя брата.
Фиолетовый щит тем временем опал, и в наше пространство ворвались все внешние звуки: взволнованный гул голосов и даже чей-то плач. Их все перекрыл властный и жесткий голос лорд-канцлера, раздавшийся в непосредственной близости: