Всего лишь зеркало

– Урод! Ты просто урод! Бедолага! У тебя не хватило мужества опуститься до иллюзий. Ты решил, что лучше стать девятьсот девяносто девятым Икаром, чем первым, обратившим внимание на его гибель. Хорошо, пускай не первым. Третьим. Но не девятьсот же девяносто девятым! У тебя атрофировались чемпионские амбиции, ты забыл вкус победы. Ты превратился в бабу, и все испортил своей бабьей логикой.

Мне до того не понравилось свирепая рожа Алика, озабоченно торчащая из зеркала, что я схватил первый попавший мне под руку предмет (к несчастью, им оказался телефонный аппарат) и с наслаждением, сделавшим бы честь Герострату, запустил в лоб своему визави. Зеркало ледяным колким крошевом опало и поползло вниз. Этот ледяной душ привел меня в чувство. Я стоял один, и у меня больше не было ни зеркала, ни телефона.

А ведь я собирался сегодня позвонить Оле.

Так я первый раз в жизни поссорился со своим другом. Поскольку это было последнее письмо, то и надежды на примирение не было никакой. Абсолютно никакой. Я ведь лишен счастья быть католиком. Мы с ними живем на одной земле, но для них это стартовая, во многом экспериментальная, площадка, откуда начинается, может, и терновый, но реальный путь в блаженное бессмертие, а для меня здесь начало и конец. Всё. Все икары возвращаются сюда. Этот нулевой цикл является для меня возможностью понять. Жизнь для меня и блаженно верующих имеет разную цену. Они готовы отдать жизнь за плащаницу, я же не отдам ее и за то, чтобы доказать, что и плащаницы никакой не было. Мне нельзя ошибиться. Меня никто не простит.

И вдруг я понял такую вещь: моего финала не появилось бы, если бы не было каторжного финала Алика. Он спас меня, протянув руку оттуда, где нет никакого бессмертия. Ай, да Алик, ай, да Сукин Сын. Смертию смерть попрал, бестия этакая. Это удавалось немногим из живших на Земле.

Да-да, именно так: написанный до его смерти роман был во многом обязан неизбежности его гибели. И теперь мою и его жизнь, мой новый этап и его финал, нашу переписку и мой роман, наших женщин, мою и его Олю я рассматривал как одно целое. В этом целом нашлось место и католикам и нашему с ними фатальному взаимонепониманию, ведущему – я верю в это! – к большой дружбе.

Так я помирился со своим другом Аликом Zero.

33

Только ближе к вечеру я осознал, что телефон мой мог молчать лишь потому, что аппарат был разбит. Оказывается, я ждал звонка, упустив из виду, что был отрезан от всего мира. Я не был, как католики, вооружен мобильником, этим чудом научно-технического прогресса: он был мне просто ни к чему. Меня ведь никто нигде не ждал.

Мне пришлось выйти на улицу. Я долго отыскивал таксофон на улице и еще дольше покупал электронную карточку, с помощью которой можно было позвонить. Молоденькие продавщицы киосков смотрели на меня как на продукт ушедшей в прошлое эпохи. Сейчас играют по другим правилам. В моем возрасте все давным-давно обзавелись мобильниками. Я стремительно морально устаревал и в их, и в собственных глазах.

Оля к своему аппарату не подходила. Я три раза посчитал до тринадцати.

Может, сегодня было девять дней по кошке?

Вернувшись домой, я автоматически нажал на пульт телевизора. Чудо из чудес ожило: мягко вспыхнул экран. Рекламировали мобильники. «Ты этого достоин!» – вещал за кадром густой харизматический баритон, от которого за версту несло успехом и вальяжным благополучием. На фоне голубого неба безмятежно летел Икар, весело болтая по мобильнику и подрыгивая ногами. Вот он, чертов дух эпохи.

Именно в тот момент, как баритон уговаривал меня приобрести престижное средство связи, на зависть всем, исключительно последнюю модель (все предыдущие мгновенно превращались в хлам, то есть морально устаревали), принесли телеграмму. «Куда ты исчез? Не могу дозвониться. У нас будет ребенок. Оля».

После рекламы, когда, как и положено в лучшее вечернее время, у экранов собралась многомиллионная завороженная аудитория, наступил час анекдота. Потом, разумеется, пластиковый ящик будет тешить народ паршивым мелодраматическим (или детективным: тут, будем справедливы, возможны варианты) телесериалом, повторяемым утром, потом боксом попсового качества (или новым сериалом). Актер, обреченный на успех, лениво картавил.

«На борту пассажирского авиалайнера возникла аварийная ситуация. (Смех в зале.)

Командир экипажа. – Алло, Земля, как слышите? Прием!

Земля. – Слышим прекрасно. В чем дело?

Командир. – Дело в том, что у нас заклинило руль! (Взрыв смеха.)

Земля. – Попробуйте повернуть его вправо.

Командир. – Пробовал. Не получается. (Смех.)

Земля. – Попробуйте влево.

Командир. – Не получается! Что нам делать? (Смех.)

Земля. – Значит так, сын мой. Крепче держись за штурвал и повторяй за мной: «Отче наш иже еси на небеси…» (Все тонет в хохоте.)»

Я тоже рассмеялся, хотя анекдот был настолько старый, что смешно было смеяться. А потом подумал: «Непременно куплю себе мобильник. Ведь я этого достоин».

И еще я подумал: экран телевизора следует сделать не только плоским, но и круглым.

Надо соответствовать миру по всем параметрам.

<34–36>

37