Она ещё не надивилась, что в таком месте очутилась, как дверь внезапно распахнулась, жадно заглатывая воду. Прежде чем Хильда успела закричать от страха или издать клич боевой, бросая вызов, лодка её вперёд качнулась резко, с края бассейна сорвалась и устремилась вниз палым листом, по мельничному жёлобу скользящим. Лодчонка снова налетела на что-то твёрдое, сухое, когда дверной проём прошла. Хильда сумела только изумиться, что по ту сторону светлее, чем снаружи, как дверь захлопнулась за ней.
Ансгар Гримссон оплакивал родную дочь, когда не возвратилась та, и приказал раба повесить за то, что видел, как она уходит утром злополучным, но сообщать не торопился, хотя в тот просвещённый век такие наказания применялись редко, разве что к убийцам подлым. Ансгар так горевал, как мало кто горюет из отцов, ибо подозревал, что сам отчасти виноват в её исчезновении. Будь даже добрым год, зима его бы омрачила, ведь море бушевало сильно, а дичи становилось меньше, и чувствовал весь остров скорбь отцовскую о дочери пропавшей. В разгар зимы суровой, когда настал месяц барана[62]
, Хильда Ансгардоттир вернулась в отчий дом, что в Браттахлиде.Есть два сказания о том, какой удел был Хильдой принесён гренландцам, но оба сходятся по поводу того, что та пришла не трупом из морской пучины, не ангелом из глубины небес, а появилась прямо из скалы во фьорде, подобно гному из старинной песни. Зелёная кольчуга защищала грудь и спину, сияя даже в темноте ночной. Похожий шлем плотно сидел на златовласой голове. В руке держала Хильда меч, сродни которому не видывали со времён легенд, — огромный, с лезвием зазубренным, сплошь в рунах, извилистых и чёрных, как шрамы свежие, что её руки и ноги покрывали. Едва лишь из пещеры выбравшись, она направилась в зал своего отца, но страшный меч сдавать не пожелала, опасным золотом сверкнули вдруг глаза, когда забрать его при входе попытались. Вот тут-то и расходятся сказания. Мы же последуем за дочерью того, кто ожерелье отринул, к достойному концу, который дарят ей певцы, вот с этой речью пламенной перед народом Браттахлида:
Я прорубила себе путь сквозь ад неведомый
И побывала там, куда мне надлежало плыть.
Я видела тьму Бездны
И то, что Волунд называет «друг».
Сзывать совет — лишь время потерять,
Ибо Они уже идут через пещеры, которыми я шла, И надвигаются по морю, жестоко нас предавшему.
К оружию, доспехам, сплочению рядов и удали в бою!
Пусть наши луки в воздух тучи стрел поднимут,
Удары копий будут ярости полны!
Ансгар Гримссон и Снорри Кетильссон поверили на слово Хильде: живая или нет, но боевой огонь в глазах и шрамы, испещряющие плоть, свидетельствовали о воителе великом. Итак, они готовились к сражению как могли. Однако и луна, спешащая по небосводу, не собиралась ждать, и Враг шёл по волнам быстрее, чем Хильда по туннелям потаённым. Предупреждённые мужчины Браттахлида были во всеоружии, когда из моря вышла склизкая орда, но не успели известить людей Хвальсея, Ватнахверфи, Херьольфснеса. В местах тех не осталось и следа ни от домов, ни от кораблей. Останки человеческие, разбросанные по полям побоищ, не тронули ни волки, ни орлы, хотя голодное стояло время года.
А в Браттахлиде же не утихал стальной бушующий поток, даже когда ночь дала дорогу дню, а тот сменился ночью. Первыми пали те, кто вынести не смог лика Врага, ибо спасения искали в молитве или бегстве, а длинные щетинистые жала, подобные мрачной насмешке над копьями людей, пронзали груди им и спины. Приятели, что на пирах одну скамью делили, в героев превращались и умирали друг у друга на глазах. Волна чудовищная не отступала и не прерывалась, нахлынув на крутые склоны Браттахлида. Воин за воином падали гренландцы, а Бездна выше поднималась в попытке это место захватить. В конце концов, когда луна опять взошла, Ансгар и Хильда плечом к плечу сражались, затем спина к спине, стоя на груде соплеменников убитых, где уровняла смерть рабов и их хозяев. Свет исходил лишь от доспехов Хильды и её меча, а также от зелёных вражьих жал.
Как бы там ни было, но на рассвете дня второго бой постепенно стал стихать. К полудню же дочь и отец отбросили Врага к морским утёсам. Однако только с наступлением темноты уродливые твари, что не похожи на людей, на троллей или эльфов, удрали в свои логова глубинные. Тогда упал Ансгар на землю, истекая кровью из двадцати десятков ран. Он, умирая, дочь умолял взять всё, что сможет, и бежать в высокогорье, пока Враг снова не напал. Но вместо этого Хильда Ансгардоттир костёр сложила погребальный для отца и всех погибших в Браттахлиде. Когда же очередная ночь настала, последняя гренландка спустилась в ту пещеру, откуда лишь недавно поднялась, намереваясь уничтожить затонувший храм Глубин. И не осталось никого, кто мог бы рассказать, вернулась ли она.
Другие люди поют иную песню о Хильде Ансгардот-тир. Она не всякому известна, хотя по ней легко узнать Врага, пусть даже с человеческим лицом и золотыми волосами. Враг говорил устами Хильды в отцовском зале, куда явилась та с острым мечом в руке, такие вот слова:
Когда сей зал падёт,