Вселенная Ивана Ефремова. Интуиция «Прямого луча»

А он ползал неподалеку, в ксерофильной ассоциации с доминированием хвойных семейств; изредка появлялся. Пару раз вторгался в будущие паракаламиты, среди которых на малом возвышении стояла палатка чужака. Пытался пробраться к коржаковии. И получал достойный отпор! Его уже не боялись, встречали лихо. Студент Антипов добыл огонь и старался его поддерживать. Чтобы не травмировать неокрепшую психику коржаковии, кострище сложил с другой стороны палатки. Все-таки коржаковия любила больше мокрое.

В попытках понять ее анатомию на предмет возможных повреждений, студент Антипов стал с ней часто разговаривать, называя Галиной Анатольевной — в честь одной из первых женщин-палеонтологов и была названа много веков назад сия флегматичная гадина. А что прикажете делать? Человеку нужно общение, человек нуждается в обществе! Мы в ответе за тех, кого приручили — это студент Антипов хорошо помнил. Не сказать, что масштаб прирученности был велик, но коржаковия, хоть и начала ползать временами — очень короткими — но никуда не уходила. И было невозможно понять: то ли боится преследований недруга, что навязчиво бродил неподалеку, то ли пока здоровье не поправила, то ли просто жила здесь постоянно и теперь сама недоумевает — кто это и зачем явился на ее территорию? Но, как дама интеллигентная вслух задать такой вопрос не решалась. Впрочем, студент Антипов и так выболтал ей всю свою историю и даже добавил пару ненужных подробностей.

Антиозонит скоро кончился, еда тоже. Студент Антипов пробовал на вкус побеги молодых каламитов. Но палеозойская спаржа оказалась несъедобна. Осталось только любоваться философемами, заключенными в мутовчатое ветвление молчаливых стеблей. Тихая лагуна изредка привлекала внимание всплесками, но темная вода настораживала. Поэтому человек не купался. И коржаковия, чьи охотничьи угодья располагались в стороне, где заросли хмызника вплотную входили в воду, туда тоже не стремилась. Так и жили.

Безветренная, сверхнасыщенная кислородом жара, сообщающее неловкое, бросающее в пот, ежеминутное возбуждение. Тлеющие бесконечно долго однообразные закаты и рассветы. Странная Луна по ночам, которая не улыбалась, подобно Джоконде, а скалилась. Хотелось подняться на скалистую гряду, осмотреться, почуять хоть какой ветерок, прохладу. Но силовое поле отсутствовало, а бродящий вокруг хищник мог запросто уничтожить палатку. И даже не заметить этого, что самое обидное.

И еще — почему-то запаздывала помощь. Определить его хронокоординаты было сложно, но можно, тем более, маршрутная хронокарта покоилась на кафедре среди прочих заданий для пересдачи. Самое простое решение — съесть Галину Анатольевну — студенту Антипову пока даже на ум не приходило. Ворочалось в бессознательном, подобно камням в его далеком неандертальском будущем.

— Что же мне делать с тобой? — помутневшими глазами студент Антипов глядел в немигающие слюдяные глазки Галины Анатольевны. Та лежала смирно и тихо улыбалась. Прошлая инкарнация профессора Ефремова бродила неподалеку и пыталась сообразить своим неразвитым палеозойским умом — почему добыча ведет себя столь неправильно. С тоской и одновременно со злорадством студент Антипов подумал, что именно его роль определила последующее кармическое восхождение тупого звероящера. Вынужденный столкнуться впервые в жизни с такой суровой экзистенцией, антонозавр должен был или тупо умереть, или пробить прямое решение — в обход намертво, казалось, отлитых видовых программ.

— Так-то, голубчик кроманьонский! — бормотал студент Антипов, с трудом переваливая камни и складывая из них первую на планете стену. — Станешь у меня разумным, поймешь, что был до меня тупой хищной скотиной, и все! И всей своей эволюцией будешь обязан именно мне! И ей.

Он скосил глаза на умилительно улыбавшуюся коржаковию. Сделал шаг, ракурс переменился, и та уже не улыбалась — просто грузной и тупой плюхой замерла в болотной жиже. «Вот и наша жизнь такова же», — подумал студент.

Антон Иванович зашлепал тяжелыми лапами с другой стороны холма, издал невнятное сипение и выжидающе замолк. Вверх уже не лез.

— Учишься, голубчик. — констатировал студент Антипов. — Ну, ты тварь безмозглая, так что путь до профессора будет тернист и горек!

И он наугад швырнул камень в сторону обозначившегося шевеления. Шлепки по жиже убыстрились — будущий профессор отполз, на время потеряв азарт преследования.

Антипов острогой добыл двух крупных и неповоротливых, словно из соседнего сна, рыб. Одну отдал Галине Анатольевне — сунул прямо в приоткрытую пасть. Никакой реакции не последовало, но пока он с другой стороны холма разводил костер и коптил свою рыбину, коржаковия поужинала. При нем, наверное, стеснялась.

Какого чорта столь здоровому мужику, как антонозавр, приглянулась мелкая коржаковия из соседнего биоценоза — Антипов не мог понять. Это было явно что-то личное, при всей нелепости таких объяснений для окончания Пермского периода. Как, впрочем, и для его начала и середины, а также последующих двухсот шестидесяти четырех миллионов лет еще не произошедшей эволюции.