Публика на несколько минут переключилась на экраны, рассматривая виды величайшего сокровища русской цивилизации. Плёс на фоне Волги и осенней листвы действительно не мог не произвести впечатления.
– Далеко ли Плёс от Москвы?
– Пять часов на машине на восток, если нет пробок – Кристина улыбнулась одними губами – Плёс – это волжская крепость, в которой московские князья веками скрывались от идущих к русской столице татар.
Художница была высокой, стройной, совершенной красавицей. Она была молода, по девичьи угловата и застенчива. Лицо её обладало очарованьем чистой красоты и непосредственной невинности. Сущий голубоглазый, белокожий ангел во плоти. Удлиненные и утонченные черты лица, освященные необыкновенно ярким талантом, были оточены и выверены совершенно. На фоне своих полотен художница производила ошеломляющее впечатление. Первая мысль у зрителя была – «разве подобное возможно».
Картины Кристины обладали тем редким качеством в живописи, которое позволяет ощутить свежий ветер большой судоходной реки, непосредственность ребёнка, восторг от созерцания желанной весенней оттепели и тихую грусть старинной деревянной церкви, давно лишенной и паствы, и причта. Снег был влажным, воздух свежим, а лица абсолютно живыми, и им была присуща одухотворенность, именуемая портретом души. Люди на портретах дышали, сердца их бились.
В публике заговорили о том, что картины очень хороши, возможности масла на холсте использованы гениально, но они не известны и автор никому не знаком. Впрочем, возражали иные, это и их достоинство. Полотна можно приобрести за бесценок, несколько лет подождать, (а может и несколько десятилетий, добавляли иные, саркастически улыбаясь) и целый капитал. Наконец некто, выступив вперед, спросил, продаются ли картины.
Художница и священник переглянулись, и дон Аурелио, сложив на груди руки, невозмутимо ответил.
– Пока нет, так как они должны быть выставлены во многих местах и всё расписано на год вперед.
Кристине настоятель тихо сказал:
– Не следует спешить, ибо вы еще не осознаёте меру собственного дарования.
В итоге флорентийцы сошлись во мнении, что им представили существо сверхъестественное и публикой овладел трепет. Следует отдать должное итальянскому вкусу и умению ценить таланты.
Дон Аурелио сел за клавиши стоявшего в оратории органа. Согласованно гудящие трубы, мощными звуками заполнив пространство, тонкой гармоничной мелодией унесли слушателей в галантное восемнадцатое столетие.
Музыкант шепнул Кристине.
– Орган в человеческом сознании рождает иллюзию, помогающую осознать большую реальность.
– Ты имеешь в виду космос. Эта музыка божественна – отозвалась Кристина.
Тем временем Петр, обойдя ораторию и внимательно рассмотрев картины, пережил собственное потрясение от созерцания совершенного искусства и усевшись в углу, вновь открыл ноутбук и углубился в диалог с процессором, начав писать первые строки кода универсума. Скоро он невольно отметил, что общенье с высоким искусством и диалог с тонким собеседником активизируют мыслительную деятельность. Ещё Петр почувствовал насущную необходимость кому-то показывать свой код, представляя весьма сложное просто, как собственную раскрытую ладонь. Скоро участниками диалога оказались художница и музыкант. Втроем они выскользнули из оратории и пройдя квартал узкой улочкой, шаги в которой отдавались гулким эхом, оказались на террасе кафе, на набережной реки Арно, с видом на мост Понто Векьо и вечернюю Флоренцию. Трое были очарованы друг другом, но голову никто ни перед кем не склонял.
Дон Аурелим, с грустью взглянув в окно оратории в след уходившим, задумался над тем, что может объединять столь разных людей. Себе он объяснил это так:” все трое видят сердцем”.
Поговорили о славянах. Из чрева обласканной солнцем средиземноморской Европы этот запутанный вопрос кажется понятнее.
– Загадочный, удивительный народ – заметил музыкант, качая невозмутимой головой и его лицо отобразило удивление – славяне неосознанно не кладут всего в одну корзину.
– Как это? – спросила Кристина – обращая любующиеся Флоренцией глаза на собеседника.
– Попадая в сложные ситуации, славяне делятся на обособленные и весьма враждебные друг к другу группы. А расчет прост – кто-то да выживет.
– И это очень древняя стратегия, – дополнил Пётр, кивая с горкой ухмылкой – ещё полторы тысячи лет назад греки писали об удивительной взаимной нелюбви славян, Перешедших Дунай и наводнивших Балканы, и о необыкновенном славянском гостеприимстве в отношении инородцев.
Подали пиццу, козий сыр, оливки и красное вино. Флоренция с её божественной канонической архитектурой купалась в золотых лучах заходящего солнца. Старинные мосты и дома осветились огнями. Над водами Арно разлились ароматы кофе и горячего хлеба.