Вселенная любви

Дон Аурелио потерял дар речи от стыда и ужаса, но от его воли уже ничего не зависело. Скоро настоятель взял себя в руки, веря в добрую волю божественного проведения. Каждое утро, и каждый вечер он горячо молился перед старинным распятием в алтаре храма о благополучном разрешении начатого им дела.

глава 2

Кристина была ребенком, а тело её уже стремительно вытягивалось, едва заметно округляясь, когда однажды солнечным летним днем она поднялась крутым склоном на господствующий над Плёсом холм, к утопающей в высокой траве и цветах старинной деревянной церкви. На крыльцо в белой рясе вышел молодой красивый священник. Его обрамленное каштановой бородой и спускающимися на плечи волосами худое лицо молитвенника и постника освящали большие не по годам мудрые проницательные глаза.

Сев на широкую деревянную ступень, оба долго любовались видом полноводной Волги. Кристина, раскрыв альбом, стала рисовать. Священник, увидев её рисунки, впал в глубокую задумчивость. Рисующего ребенка окружало облако порхающих бабочек. К её босым ногам поворачивали головы фиолетовые ирисы, олицетворяющие покой и мир и крошечные желтые цветочки купальницы, сказочные цветы троллей. Внимательно взглянув на Кристину, священник едва слышно произнес.

– Один человек пожелал чего-то и, молитвой освятив пространство, получил силы и возможность осуществить желаемое. Другой человек, пожелав чего-то, потянул к вожделенной цели руки и вроде что-то ухватил и с изумлением увидел, как желаемое из миража обращается в мираж.

Кристина подняла голубые глаза на священника с немым вопросом. А он ей ответил.

– Освяти молитвенным словом камень и траву, деревья и реку, кисть и холст и твоё желание исполнится, ибо не зримое не сравнимо шире доступного нашему восприятию.

И получилось так, что с раннего возраста Кристина в совершенстве владела магией слова и помысла. С того дня каждое утро для неё начиналось с её благословения новому дню. Всякое посещаемое место Кристина освещала искренней молитвой и мир смягчался, проявляя свои лучшие черты. Молитву Кристина воспринимала, как собственное преображение.

Скоро Петр встретился с Кристиной в Плёсе, в её просторном старинном доме, с каменным низом и деревянным верхом, со скрипучей широкой лестницей, с окнами с рассохшимися рамами, обращенными на невозмутимую и неотразимую многоводную Волгу.

– Дому полтора века и у него богатая история. Отреставрировали его мои родители. Дом настолько прост и хорош, что сам является источником вдохновения – рассказывала художница и в её ясных глазах отображалось абсолютное счастье, растворенное в безмятежном покое.

– Дом твой есть домашняя церковь святых, имена которых носят в нем живущие – осмотрев стены и перекрытия, обобщил Петр – а если прав дон Аурелио, а я склонен ему верить, то в доме этом обитает ангел во плоти, служащий искусству.

Был конец октября. Снег, нежным влажным пологом укрыв поля и леса, скоро растаял под полуденным солнцем. На полгода русская равнина погрузилась в оцепенение. Волга не замерзала. Обитатели больших городов покинули Плёс. Воцарилась звенящая блаженная тишина. Патриархальный, дремотный Плёс благоденствовал. Столичные художники, подкрасив потемневшие за века шершавые доски, заменив подгнившие бревна, замостив мостовые булыжником, привели город в порядок и древний Плес представлялся идеалом русской цивилизации, с очерченным валом высоким земляным кремлём с белым каменным собором в центре, деревянными домами и десятком церквей и часовен, с набережной, фасады домов которой пестрели от множества разномастных вывесок, среди которых преобладала: «копчёная рыба».

В сгущающихся сумерках Петр, устав от кодов, поднял глаза и на фоне обращенного на Волгу большого овального итальянского окна, увидел силуэт Кристины. В устремленном вверх тонком гармоничном контуре скрывалось содержание, описать которое не просто из-за недостатка слов. Петр определил увиденное, как апофеоз могущества в совершенстве до головокружения утонченной красоты. И снова, как во Флоренции, ощущение безграничного счастья и страх его лишиться овладели сознанием Петра. Он не мог поверить в явленную ему реальность. “Почему я” думал Петр “переживаю это необыкновенное чувство”.

Пропорции лица и тела Кристины природа наделила неодолимо притягательной магией. Вместе с тем, такая сверхъестественная красота все вокруг удерживает на расстоянии. Петр вспомнил недавнюю выставку картин Рафаэля в Москве, представленных с яркой подсветкой небольших ламп в темном зале Пушкинского музея. “Да” рассудил Петр “при виде оригиналов портретов кисти гениального итальянца, я испытал нечто подобное. Репродукция утрачивает энергию оригинала. Подобной красоты не смеешь коснуться рукой”.