И еще письмо; датированное 25 декабре 1962 года:
«Дорогой товарищ Титов!
Очень рад ответить вам, что нам здесь показалось, что у вас есть искра таланта, и мы готовы вас всячески поддержать. Очень приятно было узнать, что статья в журнале „В мире книг“ написана вами. Не зная студенческого коллектива и тем более коллектива такого, специфического вуза который пыталась показать молодая писательница, вы правильно почувствовали какую-то фальшь в ситуациях повести. И это чутье — великое дело. Присылайте нам ваши новые работы, будем их разбирать. Сейчас окончательно еще трудно решить, насколько велики ваши способности. Напишите еще несколько работ. Но я предсказываю вам, что из вашей работы выйдет толк. Посылаю вам рецензию критика В. Панкова и возвращаю вашу рукопись.
С этой веры далекого от меня, незнакомого мне человека началась моя учеба в институте на дому и серьезная дума о писательском труде.
Но вернемся к пресс-конференции осенью 1967 года.
Николай Чернявский (Ужгород). Какими видами спорта увлекались?
— Второй разряд по футболу. Вратарь сборной команды района, потом техникума, потом авиационного полка. Первый разряд по боксу, третий по гимнастике, очень любил волейбол. Сейчас только шахматы.
Виталий Курганский (Львов). Почему повесть вы посвятили своей жене?
Григорий Круглов (Днепропетровск). Вы говорили, что пишете о себе. Есть ли в ваших планах произведения о шахтерах?
— Обязательно. Просто мне надо чуть отойти, освоиться, посмотреть со стороны, глубже осмыслить этот труд — сложный, нужный, героический труд. Когда это случится, не знаю. Но, наверное, тогда, когда уже будет невозможно держать в себе тот материал и те наблюдения, которыми располагаю. У меня еще все впереди. Пока я самый молодой член Союза писателей СССР в нашей области.
Председательствующий. Здесь поступило несколько вопросов, так сказать, в письменном виде… Подписи неразборчивы… Будем отвечать?
(Это он спрашивал почему-то у журналистов.)
— Анонимкам хода не давать! — громко выкрикнул кто-то.
(В зале рассмеялись. Председательствующий передал записки мне.)
— «Тов. Титов! В кругах, близких к литературным, ходят разговоры, что вы подставное лицо, повесть писали не вы».
Распускать сплетни никому не возбраняется. Это дело совести. За границей поступают еще конкретнее. Один господин объявил, что меня вообще не существует. Нет, и все тут! Так что наш местный провокатор, мягко говоря, не оригинален.
Ну а если он человек, близкий к литературным кругам, то я бы посоветовал ему найти такого простачка и добряка, который написал бы ему что-либо подобное и подарил. Я бы его поздравил. Кстати, во втором номере журнала «Юность» есть мой рассказ. Интересно бы узнать, кто его за меня настрочил?
(В зале переглядывались, искали анонимщика, начинали злиться и негодовать.)
— Говорят, и в «Литературку» кто-то за вас тиснул рассказ! — весело крикнул кто-то из задних рядов, и в зале рассмеялись.
— «Сапун-гора» называется. Одна у меня незадача. Вот задумал вторую повесть написать, а кому поручить это дело, пока не решил. Теперь, правда, легче. Я член Союза писателей, друзей много, авось кто-нибудь найдется. Конечно, я дальнейшем будет трудней, потому что планов у меня хоть отбавляй, на достигнутом останавливаться не думаю, вошел в аппетит, как говорят, там, глядишь, и роман кто-нибудь за меня под моим именем отгрохает!
(В зале смеялись. Но не все.)
В другой записке спрашивали, правда ли то, что я предлагал свою рукопись зарубежным издательствам, но наша разведка помешала этому и самолично передала журналу «Юность». В третьей интересовались о том, что будто бы я развожусь с женой и женюсь на известной московской поэтессе. Было смешно и горько. Неужели и вправду нашлись люди, которые позавидовали моей судьбе и теперешнему успеху?
— Скажите, что вы в жизни больше всего любите? — это поднялась маленькая белокурая девушка, с робкой реденькой челкой на лбу и наивными детскими глазами.