Всем смертям назло

"Это ж Сережкин начальник... И дед с их участка. Где Сергей?" Таня почувствовала, как мозг царапнула мысль, от которой кровь прилила к лицу, часто-часто застучало сердце и вдруг упало, сжавшись в болезненный комок.

"Может быть, не к нам. Чего ж я боюсь?"

В дверь лостучали. Стук грохотом ударил по комнате. Таня подняла руки к похолодевшим щекам и села. "Не открою!" - мелькнула безрассудная мысль.

Стук робко повторился. Послышались приглушенные голоса.

"Надо открыть". Руки дрожат, никак не могут найти задвижку от двери. И когда медленно, словно в квартире покойник, сшвв шапки, вошли Петр Павлович и старый мастер, дед Кузьмич. Таня без слов поняла: случилось что-то ужасное.

- Что с Сережей? - И заплакала.

Метнулась к шкафу за косынкой, но ноги подломились, в глазах пошли черные круги.

- Не плачь, дочка, бог даст, все обойдется, - У Кузьмича срывается голос, старчески дрожит, и нельзя понять, надежда в нем или соболезнование Большая шершавая ладонь неуклюже гладит щеку. - Ничего... там. хорошие врачи, организм у него молодой, крепкий... не плачь... Что ж теперь делать... всякое бывает... такую уж мы выбрали себе долю - на работу, как в бой... Случаются и шальные пули - Спохватившись, что сказал лишнее, заторопился: - Поехали, дочка, одевайся...

Машина едет бесконечно долго. Тане кажется, что они заблудились среди этил многочисленых улиц, переулков и, когда найдут правильную дорогу, будет поздно: Сережка умрет.

- Сейчас приедем, - говорит Кузьмич и весь съеживается.

Какая-то неизвестнаая сила рванула Таню из машины, заставила пробежать по длинному коридору больницы и остановиться именно перед теми дверьми, за которыми был он, ее муж, Сергей Пeтpoв. Толкнула дверь, сделала шаг в палату и застыла на месте.

Слева, на койке, закутанный в бинты, с бледным, осунувшимся лицом лежал Сергей. Таня боком подвинулась я иеете-ли и безвольно осела на пол.

- Сереженка, родной мой, как же ты так, а?.. - Рукой потянулась к лицу и вскрикнула отчаянно, страшно - Сережа!

Очнулась в пустой, просторной комнате. Посмотрела и удивилась: где эта она и что с ней? Вошла женщина в белом халате, что-то сказала и ушла. Когда закрыла дверь, до Taниного слуха, дошил звук ее колеса, а слов пе разобрать. И вдруг обожгло: окровавленный бинт на груда муж".

5

На вторые сутки утром Сергей открыш глаза. Тагау еждев-шая рядам на стуле, затаила дыхание. Тихонько пвзвлша:

- Сережа!

Глаза повернулись Э ней, я эякршшы

- Та-и-я, разйуд" меня-. % не шяу сам лрвешуизвя".

- Сереженька, тебе больно?

- Буди скорей!

- Ты не спишь, Сережа. Мы в больнице. Тебе руки то" ком обожгло.., немного...

- Неправда... меня убило... Там же шесть тысяч вольт... Таня молчала. Глотала комок, подступивший к горлу, и не

могла проглотить. "Заговорил, заговорил, - значит, будет жить, будет!" А слезы заливали лицо.

- Почему ты плачешь?

- Я ничего... я так... я уже не плачу...

- Что в шахте?

- Ты спас людей и шахту от пожара... Там что-то могло взорваться...

- Кто подобрал меня?

- Коля Гончаров с проходчиками.

- Что говорят врачи?

- Врачи?.. Врачи говорят: ничего страшного нет. Немного полежишь здесь, и все пройдет. - Таня старается сказать это быстро-быстро, словно ждет, что вот войдет кто-нибудь в палату и крикнет: "Нет, не говорят этого врачи, они не надеются на спасение жизни!" И опять замолчит Сережка, и снова надвинется страшная ночь.

- Ты мне говоришь неправду, Таня. Зачем?

- Они... они ничего не понимают... они... - И со слезами выдохнула: Они говорят, что ты умрешь... Это неправда, неправда!

Взгляд Сергея устремлен в потолок, высокий и ослепительно белый. Справа, из угла, тянется узкая темная трещинка, тоненько петляет среди маленьких белых бугорков и незаметно теряется.

И опять показалось Петрову, что он спит и видит сон. Сон, как спрут, засосал его в свои липкие объятия, и нет сил высвободиться из них.

- Выйдите на минутку, мы посмотрим его, - обращается человек в белом.

Сзади стоят двое, держат стеклянного спрута с длинными резиновыми щупальцами.

"Врачи!" - мелькает мысль.

Женщина в белой косынке долго разбинтовывает левую руку Сергея. Бинт собрался в большой окровавленный клубок, а она все мотает и мотает, время от времени смотрит в лицо больному, вздыхает и вновь сматывает бинт. Сергей приподнимает голову, пытаясь увидеть свои руки. Сестра прикасается к его лбу и придерживает голову на подушке.

- Не надо смотреть! Не надо...

Горюнов наклонился над койкой, спрашивает:

- Больно? А здесь?

Сергей не чувствует боли и, только когда укололи в плечо, ойкнул.

- Я так и предполагал... Плохи твои дела, парень! Может быть, придется ампутировать. Я о руках говорю.

- Как ампутировать?! Резать?! Вы шутите, да?! Горюнов смотрит мимо больного и молчит.

- Ам-пу-ти-ро-вать... Как же это, а?! Как же я жить-то буду?! Руки... Таня! - И вдруг закричал диким, нечеловеческим криком: - Не дам, варвары, лучше убейте меня!

И затих.

На третий день началась гангрена. Выход был один - ампутация.

И немедленная...

6