"В написанное вами можно было бы поверить, но с одним условием биологически изменить человеческую суть. Ведь не можете же вы, апеллируя истинными техническими данными, доказать, что живой организм может выжить, будучи пораженным током в шесть тысяч вольт. Идеологические деятели Коммунистической партии, те, кто направлял русло вашей книги, могли бы быть изобретательней. Все написанное вами ложно, потому что опирается на ложную посылку, на догмы коммунистической утопии. Сама семья Петровых ложна в своей основе. Увы, мечтать о лучшем - не значит еще ощущать это лучшее. Мечта и стремление каждого художника к лучшей перестройке общества и человека не должны уводить его слишком далеко от реальности материи. Никакая идея не в силах перекроить биологическую суть человека. Летайте, парите себе в заоблачных просторах, но знайте меру. Любовь - эгоистическое чувство. И своими писаниями вам не удастся доказать обратное.
Испания, Вальядолид, Рамиро Гудинья".
"Другарь Титов!
Мы, пионеры 5-го "А" класса школы "Н. Иорданова" г. Асе-новграда, как и все болгарские пионеры, учимся у советских людей мужеству, трудолюбию, прилежанию. В честь славной годовщины мы готовим сбор по теме "Дружба навеки". Нас познакомили с вашим творчеством, с вашим подвигом, совершенным в мирное время. Мы хотим быть похожими на вас.
Расскажите, пожалуйста, подробнее о своем детстве, годах учебы, о своей жизни. Будем очень благодарны, если вы пришлете нам свою фотографию.
Желаем вам счастья и успехов.
Болгария, Асеновград, шк. "И. Иорданова", 5-й tA" класс".
"Спасибо за то, что произведения ваши рождают веру и любовь к жизни, слабых делают сильными. А сила есть в каждом. Нужно только умело ее пробудить. Вы счастливы, что рядом с вами такая женщина. Только такие имеют право сказать: Моя любовь прохладна, как кристалл В развернутой ладони лопуха... Возьми с меня какую хочешь плату, Пускай лучи струятся по ножу. Я подойду и голову на плаху, как будто на колени, положу.
Кемерово. Шевченко Л.".
Наш старый парк роняет желтый лист, и он, медленно кружась, мягким многослойным коврам устилает аллеи, тропинки, грустно ложится на непокрытую голову, погоны, автомат застывшему в вечном карауле над братской могилой каменному солдату. Парк молчалив и задумчив. Почти касаясь обнаженных верхушек сосен, шурша крыльями, медленно плывут грачи. Они молчат, и кажется, что птицы думают о чем-то грустном, безвозвратно ушедшем. Изнуренное от летнего зноя солнце, раскрасневшееся, как начищенный песком медный таз, еще пышет жаром, но уже не так яростно, как месяц назад, под ногами хрустит пожухлая трава и в кустах у Луганки тонко и жалобно пищит синичка. В серебряных нитях паутины запуталась муха, отчаянно бьет крыльями и жужжит, рвется на волю. Сверху, наискосок, по блестящему хитросплетению к ней приближается паук. Легкий порыв ветра кружит в воздухе охапку листьев, опускает наземь, и они долго трепещут, блестя и переливаясь желтизной, будто выброшенная на берег стайка золотых рыбок. По тропинке, плавно покачивая бедрами, идет женщина, приседает на корточки и роется в листьях.
Вчера у меня был трудный день. Ранним утром приехали ребята из Лутугина и, что называется, принудительно, экспромтом вытащили из-за стола и увезли на шахту. Комсорг сидел в машине рядом со мной, полдороги молчал, а потом неохотно выдавил из себя;
- Парень во вторник... в седьмой западной лаве в запал попал... Вот так... Насмерть... - Он хрустнул костяшками пальцев и опустил голову. Только полгода назад женился. - Он опять помолчал, наверное подыскивая слова, потом вздохнул. - Понимаете, выступить надо перед ребятами... Такое дело... Любили его в бригаде...
Уже не первый десяток раз приходилось мне выступать перед шахтерами и в просторных, многолюдных дворцах, и в тесных, прокуренных нарядных, и под открытым небом, в тени терриконика, и рядом с грохочущим копром, и в цехах механических мастерских, а теперь опять волнуюсь, как в тот памятный первый раз.