Всем смертям назло. Записки фронтового летчика

Подошли к линии фронта. Зенитные автоматы врага не знают покоя: вверх, к самолетам, тянутся их огневые трассы, освещая небо разноцветными, в общем-то, красивыми, но таящими гибель шариками снарядов. Все время надо быть очень внимательным: наводчики «эрликонов» дело свое, к сожалению, знают. Чуть зазевался летчик — и беспощадная очередь разорвет привычно ровный гул мотора. Не сумел вырваться из огневого кольца — не видать тебе грядущего рассвета…

Я вел самолет по просекам и лужайкам огненного леса, показывал штурману лучшие способы прицеливания для сброса бомб и обстрела окопов. Машина освободилась от тяжелых фугасок — два «эрликона» выбыли из реестра огневых средств противника. Дударев сбросил и сотню осколочных малюток. Расстреляв боезапас пулеметов, мы вернулись на аэродром, чтобы заправиться и взять на борт новый бомбовый груз.

Последний, третий, вылет начался далеко за полночь. Я гнал машину на повышенной скорости, выкраивая из ночи минуты оставшегося в обрез темного времени. При подходе к передовой небо заметно посветлело. Отбомбившись, легли на обратный курс и на малой высоте пошли домой в предутреннем сумраке.

Его уже было видно — родное летное поле, как вдруг в переговорном устройстве раздался взволнованный голос штурмана:

— Товарищ командир, у меня в кабине осталась одна бомбочка. Закатилась под сиденье, и я ее не увидел…

Дударев был расстроен до слез. Он держал в руках ту чертову малютку, проклиная себя за успокоенность и невнимательность. Он знал: производить посадку, имея на борту хоть одну такую бомбу, категорически запрещалось — весь боезапас обязательно должен быть сброшен на гитлеровцев, только на них, весь, без исключения. Сбрасывать бомбы на своей территории считалось преступлением.

Круто развернувшись, добавив мотору обороты почти до взлетных и ни слова не говоря удрученному штурману, я погнал машину на бреющем полете назад. «Вот раззява. Болтает в полете, как сорока, а на главное внимания не хватило. Ну да ладно, паренек-то он, в общем, неплохой: не трус и честный, не побоялся сказать об этой проклятой бомбе. Будет ему эта оплошность уроком на будущее».

Наступило утро. Мы проскочили Днестр, разделяющий наши и вражеские части, и я сразу же взял машину в крутой разворот, скомандовал Дудареву:

— Бросай, штурман!

Дударев разжал выставленную за борт руку — бомбочка исчезла на фоне бешено вращающейся земли.

На нашу территорию уходил на форсаже, при полном свете дня. Мы уже проходили свой, левый берег, как, спохватившись, ударила вдогонку короткая очередь «эрликона». Машина вздрогнула, ручка управления резко дернулась. Почти физически ощутил я ранение самолета.

Следующий миг принес звуки разрывов в хвостовой части и в стороне правого крыла. Началась тряска. Стараясь удержаться в воздухе, слегка освободил ручку, и подбитая машина, пока послушная управлению, поднялась на высоту около двадцати метров. Повторных очередей не последовало — наш Р-5 скрылся из видимости наводчиков «эрликона».

Я осмотрелся. Снарядом развернуло хвостовое оперение, правую его половину почти полностью оторвало, и клочья обшивки трепало струей воздуха. Порывы на крыльях и хвосте увеличились. Казалось, машина готова раздеться, сбросить с себя тонкое полотно обшивки.

Дударев забился в угол кабины и, ухватившись за пулеметную турель, не отрывал расширенных сознанием обреченности глаз от правого крыла, на котором все шире расползались рвущиеся щели. У меня шевельнулось теплое, почти отцовское чувство к парню.

— Ничего, штурман, пока летим. Скоро аэродром!

Дударев при этих словах ожил, начал осматриваться.

«Ну вот, зашевелился, теперь придет в себя, — подумал я, усмехнувшись, и тут же ахнул: ось шасси оказалась перебитой. Для полного набора несчастий нам не хватало только этого. — Придется садиться на пузо».

Удивительная все-таки машина Р-5: с такими повреждениями никакой другой самолет не удержался бы в воздухе, а этот фанерный, обтянутый полотном, в самом истерзанном виде летел целых сорок минут и донес до аэродрома экипаж — в целости и сохранности.

Кстати, усы и бороду Дударев сбрил в тот же день и никогда больше их не отращивал…

Подарки

В штаб дивизии прибыла делегация от авиационного завода, который шефствовал над нашим полком самолетов Р-5. Гости привезли подарки. Вручить их решили на торжественном вечере в честь 7 ноября. Завод был небольшой, и в полку хорошо знали почти всех рабочих, как и те знали многих «своих» летчиков, штурманов, механиков.

В числе делегатов находилась Леночка — жена лейтенанта Соколова. Летом сорок второго года прибыл на завод получать самолет молодой летчик Саша Соколов. Здесь и познакомился он с Леной — веселой и ласковой девушкой. Они подружились, и вскоре дружба переросла в любовь. В следующий его прилет они стали женихом и невестой. Свадьба прошла шумно и радостно. А потом у Соколовых родилась дочка, тоже Леночка. Лейтенант, еще не видевший дочери, с нетерпением ожидал случая слетать к семье.