Всем стоять на Занзибаре

– Половинка тыквы, на которую в качестве резонатора натянут кусочек кожи, а поверх него – веером струны с подвешенными к ним кусочками металла. Им полагается на определенных частотах вибрировать. Кору можно услышать и здесь, но ее родина дальше к востоку. Лучше всего на ней и по сей день, как и в прошлые времена, играют суданцы.

Бенинский залив! Бенинский залив!
Скалится, человечков в зверей превратив!

– Ты выяснил, кто твои африканские предки? – поинтересовался вдруг Элиу. – Кажется, ты говорил, что собираешься это сделать.

– Времени не хватило, – пробормотал Норман. Но на людей вокруг поглядел с внезапным интересом, думая: Может, кто-то здесь мои родственники; отсюда ведь вывезли множество рабов.

– Так по виду не определишь, – сказал Элиу. – Ты можешь отличить ибо от йоруба, ашанти от мандиго?

Норман покачал головой.

– А это вообще возможно?

– Есть определенные характерные черты, как и у уроженцев Европы. Но ведь встречаются черноволосые шведы и испанцы-блондины, а тут нет даже таких очевидных признаков.

Бенинский залив! Бенинский залив!
Боженька сжалься: кто Хам, а кто Сиф?!

– Наш рейс объявили, – сказал Элиу и двинулся вперед, когда, скрипя на старых петлях, расползлись в стороны двери.

Во время перелета в Порт-Мей мужчина с музыкальным инструментом из палки, старого деревянного ящичка и обрезков металла, настроенных на пентатонный звукоряд, завел песню с подвываниями. Норман и его спутники, за исключением Элиу, почувствовали себя неловко, но всем остальным импровизированная музыка понравилась, и они стали подтягивать.

– Он шинка, – объяснил Элиу. – Из Порт-Мея. Рассказывает, как он рад, что возвращается домой, побывав в Аккре.

Толстуха с ребенком, которому никак не могло быть больше года, максимально использовала возможность купить беспошлинное спиртное и теперь пустила по кругу квартовую бутыль с араком. Норман от предложения отказался, улыбнувшись и объяснив, как мог медленно и внятно, что он непьющий мусульманин, а тогда она стала настаивать, чтобы он взял кусочек маджнуна, который держала в завернутой в тряпицу шкатулке у себя на полной груди. На это он согласился, решив, что, если в нем и есть гашиш, то едва ли он сильно отличается от травы, к которой он привык дома, и еще до посадки заметно повеселел. Мужчина с музыкальным инструментом поднялся и стал переходить от кресла к креслу, предлагая пассажирам добавить импровизированные куплеты к его песне: Элиу после некоторого раздумья согласился и спел на таком хорошем шинка, что музыкант от радости бросился ему на шею. Норман был почти разочарован, что ему не представился случай самому сделать то же на английском, и удивился, что это вдруг на него нашло.

– Со мной происходит что-то странное! – встревоженно зашептал он при первой же возможности Элиу. – Может, в этой «конфете» было что-то, помимо…

– Они шинка, – откликнулся Элиу, словно это объясняло все феномены вселенной, и вернулся к дискуссии, какую вел с музыкантом на языке, в котором Норман ровным счетом ничего не понимал.

Растерянно Норман достал из кармана на своем кресле рекламный проспект авиалинии и обнаружил, что смотрит на упрощенную карту Западной Африки, схематичную настолько, что различные страны казались кусками пирога, а коркой ему служило побережье залива. Самым узким из них была Бениния, просто щепка в сравнении с РЕНГ или Дагомалией.

– Совсем как Джек Хорнер, – пробормотал он себе под нос, и Элиу вопросительно поднял бровь. – Ничего. Не важно.

Но мысль показалась ему забавной, и он, сам того не желая, хохотнул.

Урвать жирный кусок! Вот именно! Еще никому за всю историю и не удалось урвать такой кусок из чьего-нибудь пирога!

Мало-помалу он начал испытывать странную раздвоенность. Хотя Элиу, не задумываясь, отмел такую возможность, но Норман все же про себя решил – что-то явно подмешали в плитку маджнуна, который он съел. Ни один из психоделиков никогда прежде его так не встряхивал.