Всемирная история болезни

– Это, мадам, простите… – инспектор попытался что-то скорбное изобразить на лице, а вышла пошловатая и циничная улыбка. – Это то, что лежало у пострадавшего в левом нагрудном кармане. То, куда как раз и попала пуля. К сожалению, от выстрелов это не предохраняет, пуленепробиваемых презервативов ещё не придумали.

Даже помощника покоробило. А Надя хотела ударить этого паскудного инспектора по лицу, но возразила довольно спокойно:

– Значит, это не он. Поль никогда не пользуется презервативами.

– Не смею вам возражать, мадам. Вы в состоянии сейчас поехать на опознание?

– На опознание?

И пока инспектор успел опомниться, Надя вцепилась ему одной рукой в край воротника, а другой два раза туда-сюда ударила его по обеим щекам. Причём била она не ладонью, а кулаком, потому что всё ещё прятала внутри, под пальцами, бесценное исомское сокровище. Помощник бросился своему шефу на помощь, по всему полу разлетелись вещдоки: автомобильные права Поля, листы из его родословной вперемешку с листами меню, фотографии каких-то незнакомых людей, рыб, оленей и птиц. Но Надя в своей истерике уже ничего не видела и не осознавала.

20

Перелёт Париж – Петербург был довольно облачным перелётом. Но и приземлившись, Надя по-прежнему видела перед глазами одни облака, всё ещё плохо понимая, что происходит.

Шофёр Пьера встретил её в Пулково и отвёз домой, в особняк в Озерках. Самого деверя она в тот день так и не увидела: у него была тренировка перед важным матчем. А она рано легла спать. Да и боялась его снова видеть, помня, как сильно он похож на Поля.

Схожу на этот идиотский стадион, отдам кому следует этот проклятый рыбий хвост – и к маме в Можайск. И потом меня ни в какой Париж калачом не заманишь, – так думала, хотя знала, что много ещё предстоит неприятной возни с полицией, нотариусами, с завещаниями там, имуществом всяким.

Спала она теперь подолгу, мрачно, без снов. Так что Надино утро пришлось на среднепетербургский обед, а после раскачки и кофе вовсе пора было собираться на решающий матч.

Больше всего теперь Надя боялась потерять рыбу теперь, на последнем этапе. Когда из-за неё уже столько выстрадано и потеряно. И не пресловутый конец света пугал – просто не хотелось подводить других людей. Ведь те двое, что ждут её на стадионе, наверняка во всякие там воронки свято верят. И ждут. Её, Надю.

Подходя к стадиону, влилась в поражающее однообразием человеческое месиво. Оно кишело кишмя, ревело ревмя, гудело гудьмя и прочие безобразия творило творьмя. В какой-то момент Наде стало казаться, что эти люди при всей своей патологической занятости собой и предстоящей игрой с любопытством на неё оглядываются и пытаются рассмотреть. Может, я не по форме одета? Или по возрасту и по полу не подхожу? Да нет, вон великовозрастные девицы вроде меня, даже совсем взрослые тётки высаживаются из машин. Или у меня на лбу написано, что я родственница футболиста Дерриды?

Сначала Надя думала, что не будет смотреть матч – передаст рыбий хвост и уйдёт. Но потом всё же решила, что останется: бедному братишке Пьеру будет приятно, если она как бы поддержит его. Хотя ерунда это всё!

И она стала пробираться к своему месту, рассматривая болельщиков, пытаясь представить, как же выглядят те двое. Вот они, три назначенные, судьбоносные кресла. Пустые. Она, значит, первая?

Выкрики снизу и сверху, нестройный хрипловатый ропот по бокам. Как давно она не слышала русского мата! Ага, родина, – соскучилась поди, – пилила себя Надя тупой пилой самоиронии. А что ещё оставалось делать? Сидела вот и пилила.

И всё же, как ни туманно было в Надиной голове после пережитых стрессов, это лицо она узнала сразу. Узнала и чуть не закричала от радости, изумления и обиды – на то, что у этой, кажется, всё хорошо.

– Маша!

– Надя!

Они сидели, обе встревоженные, удивлённые и всё-таки готовые ко всему, и их разделяло от подружковых объятий только одно пустое кресло.

– А кто же третий?

– Не знаю. За нами следят?

– Да тут разве поймёшь?

– Надо дождаться, без третьего бессмысленно.

И они продолжали перебрасываться через пустое кресло ничего не значащими фразами. И только когда игра уже началась и окружающим стало до них ещё меньше дела, чем прежде, Маша потянулась ещё ниже к Наде и позвала:

– Простите. Простите, что спрашиваю. У вас, кажется что-то случилось?

Надя кивнула, сглотнула и подумала, что теперь всё равно: ни степень чуждости этой девушки, ни безумие окружающего – ничто роли не играет. Она тоже наклонилась, почти легла навстречу и прошептала:

– Моего мужа убили.

– Поля? – испуганно. – Из-за…

Надя кивнула.

– А я всё надеялась, это шутка! – и Машу словно отбросило назад, на место. Но Надя её опять поманила.

– Маша, можно на ты? Мы ведь тут с вами одни…

Обе подняли глаза на стонущий от ожидания гола стадион, на суетящихся игроков. Да, это понятно.

– Мы-то с тобой товарищи по несчастью, правильно? Ведь твой Андрей, которого ты искала, тоже как-то связан с…

То ли окончания фраз тонули в стадионном клёкоте, то ли так и было нужно. Маша утвердительно улыбнулась.

– Нашла его?

Теперь Маша улыбнулась отрицательно.

– А что Тимуры?