Всемирная история. Древний Рим. Эпоха великих завоеваний

В сложившихся условиях Ганнибалу следовало как можно скорее искать победоносного сражения. Его вероятность была тем более высокой, что римляне явно стремились разгромить врага, о чем свидетельствовали и масштабные приготовления, и мобилизация небывалого по численности войска, и обоюдное согласие консулов действовать совместно, принимая командование объединенной армией через день. Наконец, все римское общество испытывало невероятный эмоциональный подъем, «общий порыв и усердие, с каким велось дело, были беспримерны», поскольку диктатор Квинт Фабий Максим вселил в сограждан надежду, наглядно показав, что враг может быть побежден (Liv. XXII, 36, 5). Во время подготовки к решающей битве в войске была введена новая присяга, что подчеркивало значимость предстоящего сражения. Согласно ее никогда ранее не применявшейся формуле, воины давали торжественное обещание не только не собираться и не расходиться без приказа консула, что было и ранее, но также «добровольно клялись друг перед другом в том, что страх не заставит их ни уйти, ни бежать, что они не покинут строй, разве только чтобы взять или поискать оружие, чтобы поразить врага или спасти согражданина» (Liv. XXII, 38, 1–4). Это важное нововведение вкупе со всеми остальными подготовительными мероприятиями ясно свидетельствует о том, что римляне стремились к битве, которая должна была положить конец войне. В этом свете можно подвергнуть обоснованной критике приводимую Полибием и Титом Ливием информацию, свидетельствующую, что сразиться с врагом стремился лишь консул Гай Теренций Варрон, тогда как его коллега Луций Эмилий Павел желал избежать боя. Оба античных историка явно пытались таким образом переложить всю ответственность за постигшее римлян катастрофическое поражение на одного из военачальников и обелить другого, тогда как их решения и действия были, судя по всему, согласованными и совместными. Предвзятость обоих авторов объясняется в данном случае их политическими и личными симпатиями. Тит Ливий, сторонник аристократии и сенаторских кругов, изображает демократического лидера Варрона выскочкой и карьеристом, крикливым демагогом, пренебрежительно упоминая о том, что его отец, будучи мясником, сам разносил товар и привлекал к этому «рабскому занятию» сына. Полибий же и вовсе был другом Сципиона Эмилиана, внука консула Луция Эмилия Павла, и стремился представить деда своего покровителя образцовым римским гражданином.

Встреча вражеских армий произошла летом 216 г. до н. э. неподалеку от небольшого местечка под названием Канны. Полибий и Тит Ливий, описывая войну римлян с Ганнибалом, по-разному излагают события, предшествовавшие решающему сражению. Согласно Полибию (Polyb. III, 107–110), Ганнибал покинул лагерь у Гереония еще до прибытия основных римских сил во главе с новыми консулами. Пунийский военачальник направился на юго-восток и захватил крепость местечка Канны, находившуюся на берегу реки Ауфид (Офанто). Этот городок был, по сути, продовольственной базой римлян, и его захват позволял карфагенянам решить сразу две важных задачи – обеспечить страдавшее от нехватки провизии войско припасами и лишить римлян не только накопленных запасов, но и ключевого укрепленного пункта, из которого удобно было контролировать весь близлежащий регион. Проконсулы Сервилий и Атилий, консульские полномочия которых были продлены до прибытия смены, не могли более безучастно наблюдать за действиями разорявшего страну неприятеля и направили в Рим запрос о дальнейших действиях. Сенат высказался за необходимость сразиться с пунийцами, однако сделать это следовало лишь после того, как все римское войско соберется в единый кулак.