Всемирная история сексуальности

У Греции были свои хорошие и плохие периоды в отношении демографической политики. Хорошие были, действительно, очень рано. Гомер в «Илиаде» восхваляет богатство троянских детей. У Приама, царя Трои, было не менее пятидесяти сыновей и двенадцати дочерей. Ахейцы с западного побережья Эгейского моря не могли соперничать с такими фигурами; тем не менее у Нестора, самого старшего из греческих князей, было шесть сыновей и множество внуков. У Эола было двенадцать женатых детей. Алкинус, отец дружелюбной хозяйки Одиссея Навсикаи, имел пятерых сыновей. Это демографические показатели, знакомые по сей день среди состоятельных членов общества правящих классов. Мы действительно не знаем, отражают ли они условия XII века до н. э., в котором пали священные башни Илиона, или же самого Гомера IX века. Несомненно, однако, что уже во времена Гомера, а тем более столетие спустя, бедному человеку было трудно воспитывать более одного сына. Проблема заключалась в нехватке пахотных земель. У великих господ были свои стада и пастбища, среди которых они могли жить с комфортом. У бедняги был один плуг — бык; и если появлялся второй сын, он должен был поступить на службу в одно из больших поместий или наниматься в качестве случайного работника в городе, так как семейный участок больше не мог быть разделен.[44]

В Спарте, плодородная почва которой сделала ее одной из богатейших областей Греции, бедность была настолько ужасной, что несколько братьев делили одну жену, как у самых примитивных народов. Но даже полиандрия не принесла никакого решения. Голод вынуждал ограничивать семью одним ребенком. Если был зачат ещё один ребенок, то для прерывания беременности использовались все средства. Если же ребенок все же появлялся и оказывался мужского пола, то родители не были, как в большинстве других греческих государств, свободны либо воспитывать его, либо выставлять напоказ, либо иным образом избавляться от него, как им заблагорассудится. В теории ребенок принадлежал государству, и теперь начался тот процесс, который заставил многих евгеников описывать Спарту как образцовое государство. Отец был вынужден отнести новорожденного ребенка в медицинскую комиссию, которая осматривала его, чтобы узнать, сможет ли он вырасти хорошим солдатом. Если так, то государство брало на себя заботу о его воспитании; если же нет, то его бросали на кладбище младенцев в Тайгетском ущелье. Постоянное сокращение спартанского населения говорит о том, что сравнительно немногие дети проходили испытание.

Афиняне, более спокойные люди, меньше беспокоились о евгенике, но имели больше социального смысла. Бедняки, которые не могли сами зарабатывать себе на хлеб, получали от государства по два обола в день; бывали времена, когда государство таким образом поддерживало более 4000 семей. При такой поддержке даже самые бедные отваживались воспитывать второго или третьего ребенка. После персидских войн население резко возросло — правда, больше за счет иммиграции, чем за счет естественного прироста. Примерно в середине V века до н. э. население Афин составляло около 200 000 человек, не считая отдаленных районов. Эта цифра была намного ниже, чем в Мемфисе, Вавилоне или Риме в пору их расцвета, но это делало Афины одним из самых густонаселенных городов мира; даже слишком густонаселенным, полагали его благоразумные государственные деятели.

Основа брака: приданое

Рост населения и смешение классов встревожили собственников. Их сыновья женились поздно, редко до тридцати. И наоборот, их дочерям становилось все труднее выходить замуж, потому что состоятельные молодые люди находили себе товарищей в низших классах населения и часто неохотно расставались с ними, когда наступало время женитьбы. Часто возникали несоответствия между богатыми и бедными. Все это было неправильно; это слишком сильно толкало демократию. Когда отцовские предостережения перестали действовать, патриции привели в движение государственный аппарат. В 451 году до н. э. был принят закон, согласно которому браки сыновей граждан признаются действительными только в том случае, если жена также является дочерью полноправного гражданина. Если она была дочерью «метика», тем более рабыни, то в таком союзе она была всего лишь наложницей, и её потомки не имели права наследования. С другой стороны, закон, стремясь предотвратить разделение семейного имущества, был чрезвычайно терпим к бракам между близкими родственниками: как и на Востоке, даже браки между детьми одного отца разрешались при условии, что матери были разными.[45]