Случалось, сиротские дома-комплексы достигали громадных размеров, как это было со знаменитым столичным орфанотрофионом во имя св. Павла, устроенном около Акрополя Юстином II (565–578 гг.) и получившем особенное развитие в первой половине XII в., при Алексее I и Иоанне II Комнинах. По уверению Анны Комнины, для осмотра всего комплекса богадельни, включавшего, будто город, двойной круг двухэтажных домов, требовался целый день. Здесь содержались и даже обучались за царский счет, видимо, не одни сироты: «Я сама видела, – пишет Анна в мемуарах, – как девушка помогала старухе, зрячий вел за руку слепого, детей кормили грудью чужие матери и здоровые ухаживали за паралитиками».
Но всех оставшихся без родителей, обездоленных такие отборные заведения или частные приюты не в силах были принять. Привычной для византийской деревни стала фигура несчастного пастушка – сироты, который за черствую горбушку ячменного хлеба днем и ночью, в зной и холод, пасет хозяйских коз или свиней. Не намного легче была судьба тех, кто оставался без призора и без куска хлеба. Беспризорников можно было повстречать и на городских улицах, где они нищенствовали или, сбиваясь в стайки, промышляли мелким воровством на рынках.
Византийское право запрещало куплю-продажу детей, и, очевидно, она, действительно, стала не таким распространенным явлением, как в «перестроечные времена» Римской империи. Тем не менее в IV–VI вв. продажа детей в рабство все еще оставалась узаконенной, и если Кодексы Феодосия и Юстиниана делали попытки это отрицать, то Сирийско-Римский законник, появившийся в Византии в 80-х годах. V в., напротив, подтверждал такую практику. В любом случае лазейка для обхода запрещающих законов оставалась, ибо продажа детей, прежде всего новорожденных, разрешалась в исключительных случаях, «по причине чрезвычайной бедности, ради пропитания», то есть ради спасения жизни семьи и самих детей. К тому же сама повторяемость аналогичных указов свидетельствует о неистребимости подобной практики в повседневной жизни, когда нужда и голод толкали родителей на такие крайние поступки, как торговля собственными детьми. Тем более не церемонились с детьми должников – их могли продать в рабство вполне законно. Кроме того, создается впечатление, что спрос на живой товар активизировал во второй половине IX в. незаконный промысел продажи в рабство людей, особенно из числа подростков, захваченных с помощью обмана, разбоя или пиратства. Жития Василия Монаха и Павла Латрского, относящиеся к событиям этого времени, сообщают, что сманиванием детей занимались некоторые странствующие монахи, отчего за всеми ними в малоазийских провинциях Ромейского царства прочно утвердилась дурная молва как о тайных работорговцах.
Трудно сказать, как ромеи поступали с детьми, родившимися с уродствами, физическими и умственными патологиями: оставляли их дома или пытались отдать в приют, богадельню. Во всяком случае, известно, что в столичной церкви Богородицы Диакониссы на Меси, принадлежавшей ипподромной мере прасинов, бытовал обычай выставлять таких детей на всеобщее обозрение и таким образом собирать дополнительные средства на их содержание.
По-иному проходило детство ребенка из состоятельной, тем более знатной семьи. До пяти-семи лет даже мальчик-паидон из такой семьи находился на попечении у матери и бабушек, обитательниц гинекея, где к нему относились с понятным умилением и нежничаньем. За ним ухаживали, играли с ним в куклы, развлекали баснями или сказаниями, особенно взятыми из Священного Писания. На этом этапе раннего детства именно мать играла ведущую роль в нравственном воспитании. Она же учила грамотно, свободно говорить и красиво писать, что считалось очень важными качествами.
Повзрослев, став тем, кого, по античной традиции, с семи лет называли паис, ребенок попадал под присмотр педагога-наставника, который давал ему начатки образования и развлекал на досуге. Но немало аристократов, нобилей готовили своих сыновей-подростков, тех, кого называли миракион, к военной, офицерской карьере. Поэтому с раннего возраста их учили по-взрослому владеть мечом, копьем, дротиком и его разновидностью – риктарием, луком, боевой палицей-сидироравдой, обучали верховой езде, тактике и стратегии ведения боя. Другими словами, представители военной элиты стремились давать детям более практичные навыки. Сыновья высших военных командиров с десяти-двенадцатилетнего возраста ходили с отцами в походы, рейды, закалялись физически. Нередко такие отроки-миракионы уже в четырнадцать лет участвовали в полномасштабных военных предприятиях, привыкая к тяготам походной жизни. Именно в таком возрасте будущий зачинатель царской династии Комнинов, подросток Алексей, как вспоминала в своих мемуарах принцесса Анна, успешно командовал воинским отрядом и ввязывался в лихие стычки с врагами.