Всемирный следопыт, 1927 № 02

Вот он сидит, готовый отойти ко сну, и с довольной улыбкой любуется закатом солнца. В этот момент появляется первый москит. З-з-з-з… слышится в тихом вечернем воздухе, и испуганный созерцатель торопится закурить трубку, но это средство пригодно только против «некурящих» москитов; некоторые виды их, наоборот, очень любят, видимо, запах табачного дыма.

Пока человек курит трубку, кругом все тихо, но едва она погасла, как снова раздается: з-з-з-з… — и начинается состязание. Защищающийся проворен, но нападающий еще проворнее. За долгое время моего знакомства с этими мучителями мне не удалось установить ни одного достоверного случая гибели этих тварей от человеческой руки.

Но борьба не может долго продолжаться в таком духе. Лицо и руки жертвы скоро от укусов покрываются волдырями, и несчастный снова хватается за трубку. Он курит скверный, тяжелый американский табак до тех пор, пока не почувствует приступов морской болезни. Тогда, отбросив трубку, он ожидает новых нападений.

Мучители-москиты очень скоро появляются снова. Человек вскакивает и начинает быстро ходить взад и вперед. Но трудный день утомил его, — он бросается на постель и покрывается с головой одеялом.

Едва только удается задремать, как начинается какой-то кошмар. Человеку снится, что его насильно заперли в горячей бане… и хотят держать там до тех пор, пока он не задохнется от жары и пара. Несчастный с криком просыпается, далеко отбрасывает от себя одеяло и замечает, что он весь в испарине. Нельзя, оказывается, спать с головой под одеялом при 35° жары.

Человек жадно вдыхает в себя свежий воздух, проснувшийся ветерок освежает его мокрое лицо… Но в это время снова начинается адская музыка:

З-з-з-з… хлоп! з-з-з-з… хлоп!

Конечно, мимо. И война продолжается с новой силой. Лицо еще сильнее опухает от соединенных усилий укусов и собственных пощечин.

Наконец, измученный борец вскакивает с криком ярости и начинает бегать взад и вперед, как безумный. Но безжалостное войско неприятеля следует за ним по пятам. Наконец, несчастный падает на свое ложе в полном изнеможении, отдавая тело на с’едение хищникам.

В таком состоянии находился и я, когда передо мной вдруг появился спаситель в лице почтаря в ночном одеянии.

— Пришел посмотреть, как вы тут устроились, — сказал он, ухмыляясь.

Москиты к этому времени высосали у меня всю гордость. Я схватил его за руку и излил ему свое горе.

— Э-о!.. — сочувственно протянул он. — Этому легко помочь. Но вам надо было устроить сетку.

Он облизал свой указательный палец и поднял его кверху.

— Ветер с запада… Значит, так, — и он провел по земле черту по левую сторону от моего ложа. — Положите сюда коровьего навоза и подожгите его с этой стороны.

_{Стефан Коце, автор очерков «В стране кенгуру», в бытность его в Австралии.}

Я не смел ни удивляться, ни расспрашивать. Он помог мне набрать сухого навоза, который лежал в большом количестве на земле, я сложил из него стенку и поджог. Навоз начал тлеть, и от него пошел густой дым, который ветром понесло прямо к моей постели. Не так уж заманчиво, ню — что же делать!

— И он будет так гореть всю ночь? — осведомился я.

Почтарь вынул часы и серьезно заявил:

— Прогорит до четверти седьмого. А в это время мы будем уже завтракать.

Уходя, он провел по земле несколько линий и сказал:

— Вот здесь огонь будет в полночь, здесь — в два часа, здесь — в четыре. Если вы ночью проснетесь, вам нечего смотреть на часы, вы по навозу будете знать который час.

II. На скотоводческой ферме.

«Город» Пальмервиль произвел на меня отвратительное впечатление. Дым, который шел от навоза, совсем задушил меня. Этот род борьбы с москитами подобен изгнанию холеры при помощи эпидемии чумы.

Мы позавтракали и отправились дальше в путь. Но путь этот был так долог и так скучен, что я охотно пропускаю из моего рассказа эти восемь дней и перехожу прямо к описанию скотоводческой фермы, в которой я получил должность.

Ферма занимала 1.000 квадратных миль степей, население же ее состояло лишь из 4 белых, 1 китайца, 20 туземцев, 40 собак, 800 лошадей и 35 тысяч голов рогатого скота.

Разведение овец и рогатого скота составляет и поныне главное занятие жителей Квинсленда. Несмотря на целый ряд неблагоприятных условий, главным образом, засуху, уничтожающую целые стада, из Квинсленда вывозится громадное количество шерсти, мяса, рогов, мясного экстракта, костей, сала, шкур и прочих продуктов скотоводства.

Но разведение овец и рогатого скота представляет собой два совершенно различных промысла: у берегов, на севере и северо-западе преобладает разведение рогатого скота; запад же занимается, главным образом, разведением «обезьян», как австралийские колонисты называют обыкновенно лесных или степных овец. Овцы нуждаются в лучшей траве и очень страдают от растущей, особенно в горах, травы с острыми ланцетовидными семенами, которые, запутываясь в их шерсти, понижают ее ценность и проникают иногда даже под кожу животного, причиняя смерть.