Всемирный следопыт, 1927 № 02

Много пишут об ужасах войны. Но вид такой голодной безводной пустыни несравненно страшнее поля битвы. Здесь бой идет о невидимым, неслышным, неосязаемым врагом. Немые страдальцы-животные защищаются от своих мучителей только взглядами, полными упрека. Загнанные костлявые лошади. Спаленная солнцем почва. Отчаянная медленность движения. Жгучий сухой воздух. Жадные черные хищники-вороны… А до ближайшей воды, смотришь, целых двадцать пять миль!

Однажды из 900 голов скота, перегонявшегося из центральных степей в Бурке, дорогой погибло от жажды 600. В другом стаде в 1.000 голов, которое гнали в Сидней, 785 голов погибло от ядовитого растения, росшего в изобилии вокруг места стоянки скота. Скот, который выращивается в местностях, где встречаются ядовитые растения, не притрагивается к ним, но чужой скот часто погибает от неведения.

III. Охота на кенгуру.

Рождество прошло, и мы стали думать о том, будет ли дождь или не будет. На этот раз дождь пошел, и все сразу изменилось, как будто на экране кинотеатра. Голые песчаные дюны, в которых никто не мог подозревать и зародыша жизни, пустынные равнины с растрескавшейся почвой, мертвые гранитные холмы, безжизненные кустарники, — все зазеленело, оделось в весенние, вернее, летние одежды.

Во внутренней Австралии! весны нет так же, как нет сумерек. И вскоре скот оказался по самые уши в сочной траве, над которой проносилось влажное теплое оплодотворяющее дыхание. Всюду появились цветы и молодая листва, всюду разлилось довольство и радость. Никто, глядя на эту цветущую равнину, не поверил бы, что каких-нибудь две недели тому назад здесь была скорбная пустыня, высасывающая жизнь из всякою живого существа.

* * *

— Пока не началось наводнение, нам надо поохотиться на кенгуру, — сказал мне однажды управляющий фермой.

Скот еще недостаточно оправился после голодовки и его нельзя еще было гнать в город. Почва после долгой жажды вволю напилась воды и приобрела упругость, которая чувствовалась теперь всадником даже на самой ленивой лошади.

«Теперь, по крайней мере, не так жестко будет падать», — говорил я себе, ухмыляясь от удовольствия.

На ферме имелось несколько охотничьих собак, внешностью похожих на борзых, только грубее, костлявее и крупнее их. С такими собаками здесь охотятся на кенгуру. Выбрав себе лучших скакунов из табуна в 800 голов, мы выехали; в одно прекрасное утро с фермы еще до рассвета, преисполненные давно неиспытанного чувства бодрости.

Вначале мы поехали вдоль прямолинейной изгороди, тянувшейся на целых сорок миль и разделявшей землю фермы на две половины: на одной половине откармливались быки, предназначенные на убой, на другой — пасся племенной скот. В конце ограды находилась так называемая внешняя ферма, — небольшое строение, соединенное телефоном с главным зданием. Провод телефона шел прямо по изгороди, и это устройство давало возможность не держать пограничного сторожа, так как порча телефона сейчас же дала бы знать о прорыве изгороди. Посредине изгороди и под прямым углом к ней равнину пересекала река Митчель, впадающая в залив Карпентария.

Когда мы пересекали эту реку, я заметил, что в об’емистом русле ее, свыше 500 метров в ширину, протекала лишь по самому дну его тоненькая струйка воды. Я высказал свое удивление по поводу несоответствия величины русла и количества воды, но управляющий засмеялся и сказал:

— Вот подождите — увидите.

Вскоре после этого мы заметили первых кенгуру. В здешней местности сумчатых сравнительно мало. В других местах — напротив, их так много, что они являются настоящим бичом скотоводов. С тех пор, как охотившиеся на кенгуру негры исчезли под напором колонизации, эти животные начали сильно размножаться. Почти каждый округ обложен налогом, исчисляемым по количеству скота, и собираемые от налога суммы идут специально на образование фонда борьбы против этих губителей пастбищ. Сотни людей живут исключительно охотой на кенгуру, получая известную плату за каждый скальп убитого животного и, кроме того, продавая шкуры по нескольку марок за штуку.

Охотник за кенгуру должен быть хорошим стрелком и хорошим следопытом. Верхом на лошади преследует он семейство кенгуру, убивая одно животное за другим прямо с седла. При этом он должен, щадя шкуру, употреблять только пули. Проскакав миль десять, охотник возвращается по своим следам обратно, сдирает шкуры с убитых перед тем животных и нагружает их на лошадь, оставляя самые трупы на с’едение коршунам, воронам и диким собакам. Вернувшись в лагерь, охотник распяливает добытые шкуры на солнце, внутренней стороной вверх, и посыпает их солью с золой, подготовляя к отправке.