Всемогущее правительство: Тотальное государство и тотальная война

Остаются еще США и Канада. В XIX в. они вели беззаботную жизнь островитян. Тысячемильный океан отделял их от потенциальных захватчиков. Они были в безопасности, потому что состояние техники исключало возможность агрессии. Но эпоха воздухоплавания сделала их непосредственными соседями опасных врагов. Нет ничего невозможного в предположении, что через десять или двадцать лет вторжение на североамериканский континент станет для Германии и Японии столь же технически осуществимым, как захват Голландии в 1940 г. или Филиппин в 1941–1942 гг. Гражданам США и Канады придется осознать, что мирную жизнь им способно обеспечить только сотрудничество со всеми демократическими народами.

Таким образом, очевидно, что западные демократии должны воздерживаться от любых форм взаимной экономической войны. Правда, в общественном мнении до сих пор господствует убеждение, что нелепо надеяться на возвращение к режиму свободы торговли по всему миру. Но если торговые барьеры не будут устранены хотя бы между странами, способными образовать союз демократических государств, никакого союза не будет. В этом едины все планы послевоенного урегулирования. Все они исходят из предположения, что демократии прекратят донимать друг друга методами экономического национализма. Они только не понимают, чего требует такое решение и какими должны быть его последствия.

Нельзя забывать, что экономический национализм представляет собой следствие этатизма в форме как интервенционизма, так и социализма. Без торговых барьеров могут обходиться только страны, приверженные политике нестесненного капитализма, которая высмеивается в наши дни как реакционная. Если страна не хочет отказаться от государственного регулирования экономики, но при этом отвергает протекционизм в отношениях с другими членами будущего союза народов, она должна наделить всей полнотой властных полномочий руководящие органы такого союза и полностью передать свой суверенитет новой наднациональной власти. Но наши современники не склонны принять такое решение.

Существом вопроса пренебрегали, потому что господствовала уверенность в том, что проблема разрешится путем создания федерального союза. Часть полномочий, как предполагалось, будет передана на наднациональный союзный уровень власти, а часть останется на уровне национальных правительств стран-членов. Во многих странах федеральное устройство власти оказалось очень удачным решением, особенно в США и Швейцарии. Нет оснований, говорят нам, сомневаться, что оно окажется менее успешным в большом федеральном союзе западных демократий, который предлагается в проекте Кларенса Стрейта{138}^, [129].

К сожалению, ни м-р Стрейт, ни защитники других подобных проектов не учитывают того, как изменилась структура этих двух федеральных правительств (да и всех других федеральных образований) с распространением экономического интервенционизма и социализма. В Америке и в Швейцарии федеративные системы были основаны в эпоху, когда вмешательство в дела своих граждан не считалось делом гражданского правительства. В США были федеральные таможенные сборы, федеральная почтовая служба и национальная денежная система. Но почти во всех иных отношениях федеральное правительство не пыталось контролировать бизнес. Граждане были вольны заниматься собственными делами. Единственной задачей правительства была охрана внешнего и внутреннего мира. В таких условиях не составляло труда разделить властные полномочия между федеральным правительством и правительствами штатов. Федеральному правительству было передано ведение всех вопросов, которые выходили за пределы территории штатов: международные отношения, защита от внешней агрессии, защита торговли между штатами, управление почтовой и таможенной службами. Во всем остальном федеральное правительство не вмешивалось в дела штатов, а правительства штатов не лезли в то, что считалось частным делом граждан.

Политика интервенционизма радикально нарушила равновесие в разграничении юрисдикций. Все вновь возникавшие полномочия отходили не правительствам штатов, а федеральному центру. Каждый шаг к расширению государственного вмешательства и планирования сопровождался расширением полномочий центрального правительства. Когда-то Вашингтон и Берн были местом пребывания федеральных правительств, сегодня они превратились в столицы в подлинном смысле этого слова, а штаты и кантоны буквально низведены на положение провинций. Весьма характерно, что противники усиления государственного регулирования описывают свою позицию как борьбу против Вашингтона и против Берна, т. е. против централизации. Проблема воспринимается как соперничество между правами штатов и полномочиями центральной власти.