Всемогущее правительство: Тотальное государство и тотальная война

Своими военными успехами Фридрих II во многом был обязан тому факту, что австрийскими, французскими и русскими армиями, с которыми он воевал, командовали не короли, а их генералы. Фридрих сконцентрировал в своих руках всю полноту военных, политических и экономических возможностей своего – сравнительно небольшого, конечно, – королевства. Военачальники противостоявших ему армий обладали весьма ограниченными полномочиями. Их положение было шатким из-за того, что служебные обязанности удерживали их вдалеке от двора и монарха. Пока они находились в армии, соперники плели придворные интриги. Фридрих бросался в отчаянные предприятия, исход которых был никому не ведом. Но ему и не приходилось держать отчет ни перед кем, кроме себя самого. Противостоявшие ему генералы постоянно опасались впасть в немилость у государя. Стремясь разделить ответственность с другими, чтобы иметь оправдание в случае неудачи, они собирали подчиненных генералов на военный совет, чтобы впоследствии можно было прикрыться его решениями. Лучше всего они чувствовали себя, когда получали прямой приказ от монарха, который был подсказан ему либо военным советом, оценивающим ситуацию вдали от места военных действий, либо какими-либо придворными интриганами. Они исполняли такой приказ, даже будучи убеждены в его нецелесообразности. Фридрих превосходно понимал выгоды, создаваемые тем, что вся полнота ответственности ложится на одного военачальника. Он никогда не созывал военных советов и под страхом смерти запрещал созывать их своим генералам. На военных советах, говаривал он, перевес всегда на стороне самых пассивных; там бал правит страх, такова реальность[22]. Эта доктрина, как и все суждения короля Фридриха, стали догмой для прусской армии. Старик Мольтке пришел в ярость, услышав, что король Вильгельм созвал военный совет для выработки плана действий. Король, заявил он, должен выслушивать предложения своего начальника штаба и затем принимать решения; так у нас заведено.

На практике этот принцип делал абсолютной власть начальника генерального штаба, которого, разумеется, назначал король. Не Вильгельм I, а Гельмут фон Мольтке командовал армиями в кампаниях 1866 и 1870–1871 гг. Вильгельм II любил говорить, что в случае войны он лично будет командовать армиями и что начальник штаба нужен ему только в мирное время. Но когда разразилась Первая мировая война, об этой похвальбе позабыли. К поражению на Марне армию привел племянник Гельмута фон Мольтке{36}, придворный, не имевший ни способностей, ни знаний в военной области, робкий и нерешительный, болезненный и нервический адепт сомнительного теософа Рудольфа Штейнера; на этом его военная карьера завершилась. Военный министр Эрик фон Фалькенхайн нашел ему замену, и пребывавший в апатии кайзер дал согласие. Вскоре Людендорф начал интриговать против Фалькенхайна. Умно организованная интрига заставила императора в 1916 г. заменить Фалькенхайна на Гинденбурга. Но теперь настоящим главнокомандующим был уже Людендорф, номинально являвшийся лишь первым заместителем Гинденбурга.

Немецкий народ, слепо уверовавший в доктрину милитаризма, не понял, что поражение потерпела система. Люди говорили: нам недоставало «только» подходящего человека. Вот если бы Шлиффен не умер так рано! Возникла легенда о покойном начальнике генерального штаба. Некомпетентные преемники не сумели реализовать его разумный план. Вот если бы на Марне оказались два армейских корпуса, которые Мольтке без толку отправил на русский фронт! Естественно, рейхстаг тоже сочли виновным. Никто не упоминал тот факт, что парламент никогда не делал решительных попыток воспротивиться решениям правительства по военным вопросам. В частности, козлом отпущения был сделан подполковник Хенча{37}. Утверждали, что этот офицер превысил свои полномочия, возможно, даже был предателем. Но если и в самом деле Хенч несет ответственность за приказ об отступлении, тогда его стоит назвать человеком, который спас немецкую армию от уничтожения в результате окружения ее правого крыла. Не представляет особого труда опровергнуть россказни о том, что если б не вмешательство Хенча, немцы могли бы победить на Марне.

Нет сомнения, что руководители германской армии и флота оказались не на высоте своих задач. Но в промахах, совершенных генералами и адмиралами (а также министрами и дипломатами), нужно винить систему. Система, которая ставит некомпетентных людей на высшие должности, – это плохая система. Нам не дано знать, сумел бы Шлиффен добиться большего успеха; умерев до начала войны, он не имел возможности командовать войсками. Но одно несомненно: во главе «парламентских армий» Франции и Великобритании стояли командиры, которые привели их к победе. Армии короля Пруссии не повезло.