— Это пипец какой-то, я только об этом и думаю. Когда дрочу по ночам. Но фантазии уже забодали, хочется чего-то настоящего. Мне, блин, нужно. Нужно узнать, каково это на самом деле.
Сам не знаю, почему я так сделал.
Может, просто он в тот момент был красив — такой искренний, ранимый и смелый. Я поверить не мог в эту смелость, у меня от нее закружилась голова, как будто он — край обрыва, а я стою и смотрю вниз.
А может, потому что здесь был Роберт. Роберт со своим новым любовником, а я такого никогда ни для кого, кроме него, не делал. С другими был, да, но никому не давал того же, что и Роберту.
И может, я наконец почувствовал, что готов забрать все отданное назад.
Так что я опустился. Посреди вечеринки в Ист-Лондоне, на глазах у бессчетного количества незнакомых мне людей, для мальчика девятнадцати лет, у которого даже не удосужился спросить имя, я призвал всю невеликую грацию, на которую когда-то был способен, и опустился перед ним на колени.
Сжал руки за спиной.
Некоторые домы, да даже многие из них, наверняка захотели бы, чтобы я склонил голову, но я до сих пор толком не знал, для кого именно это делаю, и мне хотелось — мне хотелось — смотреть на него.
В комнате повисла тишина. До сих пор никто не видел меня на коленях. Я кричал и истекал кровью, но на колени никогда не вставал.
И в этой тишине у моего мальчишки перехватило дыхание. Этот сдавленный вздох для меня был словно его губы на моем члене. Его глаза широко распахнулись, затуманенные, как стекла в витражах в самый яркий солнечный день. Он пошатнулся и оперся ладонью о стену.
— Ну, как? — спросил я.
Он сглотнул:
— Лучше не бывает. Просто не бывает. Можно тебя коснуться?
«Боже. Как все сложно. Не надо. Да».
— Если спрашиваешь, то нет.
Он шагнул вперед, встав между моих коленей, и я был вынужден запрокинуть голову назад, чтобы смотреть ему в глаза. Мой рост сейчас ничего не значил. Здесь, у его ног.
Он провел пальцем по моей шее. Как догадался? В ответ я грубо и низко всхлипнул. И тогда он слегка сжал меня ошейником из своих пальцев, его ладонь оказалась такой теплой на коже шеи, что мне невероятных усилий стоило не податься вперед, навстречу безопасности и угрозе, исходящим от этого простого инстинктивного прикосновения.
«Что я наделал?»
— Ну, как? — спросил он.
«Лучше не бывает». Я сглотнул под его пальцами.
— Как будто потакаю твоей блажи.
Он только усмехнулся и чуть усилил хватку — не настолько, чтобы мешать мне дышать, но достаточно, чтобы я ощутил каждый вздох. Словно дышу по его воле. В голове тысячью крыльев бился пульс.
— Врешь. — Его нога задела мой член.
Господи. Как у меня встало на него. На вот это все.
— Ах ты ж. — Он тихо и очаровательно простонал. — З-зараза. Я с такого кончить могу.
У меня не нашлось на это ответа.
Только неожиданно для самого себя я произнес сиплым от его хватки голосом:
— Пойдем ко мне, и там кончишь.
Глава 2. Тоби
Охереть, я выловил акулу. Ну, не выловил точнее — не знаю, как назвать, когда мужик падает перед тобой на колени посреди клуба, а потом предлагает поехать к нему.
Все так, как я представлял, и совершенно не так.
Моя ладонь лежит у него на шее, нога прижимается к его члену.
Понятия не имею, с чего я так осмелел. Наверное, от того, как он смотрел на меня снизу вверх.
Мне от этого взгляда кажется, что я могу все.
Протягиваю руку, чтобы помочь ему подняться – типа вежливый, да? – но он ее игнорирует и — ввух! — встает сам, так грациозно, что думать могу только о том, как хочется лишить его этой легкости. Заставить отдать мне и ее тоже.
Я ни разу не грациозен, и никогда не буду. Мама твердит, что до этого надо дорасти, но она так говорит уже лет десять. Полный отстой, когда смотришь в зеркало и понимаешь, что уже никуда не вырастешь и ни до чего не дорастешь, и вообще, никакого роста уже не предвидится, и точка. Что это все. Теперь живи.
Ну, то есть, ничего страшного, конечно, вы не подумайте. Я не Квазимодо какой. Но в голове-то я себе представляюсь под метр восемьдесят, офигенно красивым и опасным и уж точно никаким не милашкой, на хрен.
Если б можно было выбрать, я бы хотел выглядеть как он. Странная мысль: как будто внутри тебя есть смешанная зона похоти-зависти, где желание отыметь кого-то перетекает в жажду стать им. И наоборот.
Даже не знаю, как его описать, моего мужика. Да и есть ли для этого слова? Я, во всяком случае, таких еще не слышал. Перебираю их у себя в голове, как будто примеряя на него, но ни одно не подходит. Он не привлекательный. Не симпатичный. И красивым тоже не назовешь, потому что, ну, не красивый он. Может, даже чуть-чуть страшный, если подумать, но почему-то когда я на него смотрю, у меня в животе словно шипучка пузырится, как если бросить таблетку парацетамола в пепси.
Он весь такой строгий и хищный, с тонкими чертами лица, и все-то у него слишком: нос слишком длинный, рот слишком широкий, а подбородок — острый. В волосах уже начинает пробиваться седина, а в профиль он офигительно суров, сплошные углы и прямые линии, и наглухо запечатанные секреты.