Всерьез (ЛП)

А лицо? Мама родная. Я бы на него вечно смотрел. Как подрагивают ресницы. И как он иногда сжимает веки так крепко, будто ему больно. Но вот рот — рот при этом сам такой мягкий и звуки издает тоже мягкие-мягкие.

Пока Лори ласкает себя, я перебираюсь к нему под бок и просовываю палец между губ. И он просто со стоном принимает его, словно это и не палец вовсе, а мой член. Мой, блин, дар.

И я как бы обливаю его спермой.

Чего в мои планы абсолютно не входило.

Оно вообще возникло из ниоткуда, как такой реально смачный чих. Белый свет в мозгу. Бам. Долбаный оргазм, каким-то образом высосанный из моего долбаного пальца.

Так что на хер план.

— О господи. — Лори. Хотя мог бы сказать любой из нас. Он содрогается, как будто огретый хлыстом или чем-то вроде, пока мой член исходит спермой на его грудь и бок.

Елки, как развратно он выглядит. Охрененно развратно. С ногами врозь, раскрасневшийся, в поту и брызгах семени, с одной рукой на напряженном члене, пока другая все еще сжата вокруг перекладины спинки кровати. Доведенный до исступления мужчина, наполовину в цепях, наполовину свободный, в ожидании секса и покрытый его следами.

Я вынимаю у него изо рта свои влажные пальцы, сажусь между ног и легонько обвожу там, пока его зад не становится блестящим от влаги, словно губы.

— О господи, — повторяет он. Медленно, как будто они налились тяжестью, открывает глаза и через всю кровать смотрит прямо в мои. — Тоби.

Ух ты. Он все умудрился вложить в одно только имя. Надежду, и страх, и желание, и эмоции, которые, наверное, я сам надумал, и от которых мне так тепло внутри. И будто бы хочется дать это же самое и ему.

— Я здесь. С тобой. — Трусь щекой о внутреннюю сторону его бедра. Вот бы иметь пахучие железы, как у кошек — тогда он бы принадлежал мне при каждом прикосновении, и все другие кошки знали бы, что это мое. Может, мне стоит завести свой фирменный одеколон или что-то вроде? Как в той песне Бритни Спирс[15].

— Ты сейчас просто потрясающе смотришься.

Он мотает головой. Но в дыхании появился надрыв, нетерпение, а ладонь ходит все быстрее и жестче по члену, и звук трения кожи о кожу уже напоминает не шепот, а крик.

— Потрясающе-потрясающе. Стой.

Кажется, он уже настолько затерялся в удовольствии, что еще бы немного, и забыл. Не знаю, что мне делать, если он не подчинится, или если я все переоценил, и Лори кончит до моего разрешения. Но его я не переоценил. С громким стоном откуда-то из глубины горла он отрывает руку от члена и швыряет ее обратно на перекладину кровати. И я вдруг так охренительно им горжусь и так сгораю от желания. Хочу причинить ему боль и порадовать, заставить страдать и сделать счастливым, и все мысли только о том, какое охеренное чудо, что вот сейчас, с ним, мои желания совершенно друг другу не противоречат.

Это еще и тот самый момент, когда я понимаю, что окончательно, бесповоротно и безнадежно влюбился. В мужчину, которого знаю и совершенно не знаю.

И теперь я уже не смогу притворяться, что для меня наши с ним встречи — это только секс.

Никогда они такими не были и никогда не будут.

Я его люблю. И люблю вот это все. И одно неразрывно связано с другим.

И пока он лежит, тяжело дыша, нахмурив брови в агонии от запрета, я перелезаю через него. Вообще-то это я за смазкой пошел, о которой до того совершенно забыл, но по пути дарю ему поцелуй, и он так мило, практически неуверенно открывается и впускает меня к себе в рот.

Поцелуй влюбленных, в котором языки переплетаются, как наши тела.

Когда я пытаюсь отстраниться, он со всхлипом выгибается, чтобы не разрывать контакт, так что я падаю обратно, и мы целуемся, целуемся и целуемся. Я так глубоко в нем, в гнезде из его согнутых коленей, и мне хочется признаться ему — сказать три волшебных слова, которые я еще никому, кроме членов семьи, не говорил — но не уверен, что это будет честно, когда другой человек связан, и ему запрещено кончать. Может, после, если мы опять так же поцелуемся.

На этот раз он меня отпускает, и мой член подпихивает его член, когда я тянусь за тюбиком. Мне нравится эта неуклюжая близость.

— Теперь можешь снова себя трогать, — говорю я, возвращаясь на позицию.

Он со свистом выдыхает и обхватывает ствол ладонью, медленно проводя ей вверх-вниз, как будто боится получить удовольствие.

Я обмазываю пальцы лубрикантом и тру их друг о друга, чтобы согреть. А когда касаюсь Лори, он реагирует всем телом — член дергается и сочится смазкой, а голова падает в подушки, обнажая незащищенное подрагивающее горло с проклюнувшейся щетиной.

Я нажимаю пальцем и практически не встречаю сопротивления. Он меня хочет. Ужасно хочет.

— О… боже… да.

Внутри Лори все жаркое, тугое и сильное, и я чувствую его вокруг себя — как мой палец сжимают в греховном объятии. И достаточно только представить, как оно будет с членом, чтобы тот встал в срочном порядке.