Всерьез (ЛП)

Я двигаю рукой вперед-назад, просто поддразнивая так, да еще и потому, что мне нравятся ощущения и сам вид — тело, жадно и отчаянно засасывающее мой палец. И Лори уже как бы вжимается в цепи, все больше открывается и тихо вздыхает с каждым моим толчком, качаясь бедрами навстречу и двигая рукой в том же ритме.

Я просто взгляд не могу оторвать, засмотревшись, как он становится все более необузданным. Бесстыдным.

В какой-то момент мой палец едет на смазке и выскальзывает из него, совершенно непреднамеренно, но с офигенным результатом.

Потому что Лори неуклюже дергается за ним, чуть ли не привстав с кровати, с возгласом: «Нет, пожалуйста, только не останавливайся».

И конечно же я останавливаюсь. И вместо этого обвожу его по краю скользкой подушечкой пальца еще, и еще, и еще. И кажется, умудряюсь немного его сломить, потому что он вдруг начинает умолять, и умоляет, и умоляет. Слова обрываются на середине, чтобы потом высыпаться разом из его рта, как жемчужины с порванной нитки бус.

И я клянусь — я в жизни ничего сексуальнее не видел. И во мне опять просыпается этот темный жгучий восторг, словно какой-то коварный когтистый монстр, который практически мурлычет.

— Да-а, ты меня и правда хочешь, а? — говорю я, а дыхание при этом сбивается не хуже, чем у него. Вот тебе и изобразил невозмутимость. Хотя по сравнению с Лори я, блин, Снежная Королева.

— Да… Хочу. Пожалуйста.

Он такой красивый, и мой монстрик так доволен, что я должен это как-то вознаградить. Засаживаю Лори два пальца и выдираю из него глубокий, восхитительный, чуть надорванный стон. Честно говоря, не знаю, что я делаю. По правилам вроде бы надо целиться куда-то вперед и вверх, чтобы выбить джекпот, но, может, у меня и так неплохо получается, потому что Лори как будто свихнулся и трахает мою руку, а каждый его вдох превращается в горячечный всхлип.

— Ничего себе. — Я смотрю на него в блаженном ошеломлении. — Да ты прям реально такое обожаешь.

Он изгибается и хватает ртом воздух.

— Д-да. Я… Я… обожаю.

— Чтобы в цепях и в моем распоряжении.

— Да, да, я твой.

Мой. Сердце просто тает, оставляя за собой лужицу крови, кусочки эластичных трубок и мокрую сладкую вату.

— Кстати говоря, тебе, пожалуй, пора остановиться.

Из его горла вырывается еще один невероятный звук. Чистое отчаяние.

— Тоби?..

— Стой.

И каким-то образом он подчиняется. Обе ладони сжимают перекладину, грудь ходит ходуном, член подрагивает, а задница до сих пор заглатывает мои пальцы.

— Пожалуйста… Мне нужно… — И как произносит-то, тихо, несчастно. — Пожалуйста.

Я улыбаюсь в ответ, и любовь прямо хлещет через край.

— Что пожалуйста? — У него появился какой-то влажный блеск в глазах. Мама родная, он что, плачет?

Это плохо?

— Что ты хочешь?

— Тебя. — На этих словах он поднял голову и уставился на меня своими серебристо-золотыми глазами. Такая секунда полной трезвости мысли, которую он как-то умудрился мне дать.

— Можешь снова себя погладить.

— Не могу. Тогда я…

— Гладь.

По-моему, мозги у него окончательно отключаются еще до того, как ладонь доходит до члена. Все тело при этом вытянулось в струну и подрагивает, раскрывшись. А звуки, что он издает, больше похоже на стоны боли, чем удовольствия, и все это такое охеренно потрясающее, прямо как он сам. Если честно, я до чертиков люблю, как он страдает. Мне от этого просто неприлично хорошо, как будто изнутри все превращается в карамель.

— Покажи, как ты меня хочешь.

— Боже, Тоби, — стонет он, — ты что, сам не видишь? Какого хрена?

Технически получается «скажи», а не «покажи», но оказывается, мой садизм до буквоедства не простирается. Рад знать.

— Да, но мне нравится, когда тебя прямо трясет и ты весь такой шлюховатый. — На этом слове его выдох превращается в тихий стон стыда. Черт. Это уже лишку, наверное. — В хорошем смысле шлюховатый. Когда, ну, знаешь… для меня.

Секунду спустя он кивает:

— Для тебя.

По правде говоря, есть в нем сейчас что-то от шлюшки. А как не быть, когда я его так разложил, а он все извивается и извивается на моих пальцах? И это такая роскошная шлюшность, когда все тело в поту, и напряжено от жил на шее до руки на члене, и неподатливо. Кроме глаз, и рта, и задницы — тех мест, куда он меня впускает.

— Трахнуть тебя, Лори?

— Да. Боже. Да. — Теперь голос у него почти злой, как будто он вышел на новый уровень отчаяния.

Честно говоря, я его немного забалтываю, потому что волнуюсь. Да, не бог весть какая премудрость, конечно — найти дырку, вставить член. Но что если я Лори так распалил, что реальность потом только разочарует?

Что если я создал слишком много шумихи вокруг своего болта?

Такое счастье, что хоть с презервативом не надо возиться. Одной потенциальной проблемой меньше. Однажды я пытался надеть его наизнанку. Налезло где-то до середины, и я подумал, что все нормально, но потом началась какая-то фигня, и он стал сжиматься на члене как капкан из латекса. И я не знал, что делать, потому что когда ты даже презик надел неправильно, сложно убедить другого человека, что секс будет отпадным.