Он со смехом вернулся, после чего сбегал наверх за загадочным «кое-чем», но наконец мы были полностью одетые, с сумками в руках и готовые к выходу. До Паддингтона нас довезло такси, потому что мне совершенно не хотелось штурмовать метро, и, невзирая на упорные, хоть и несколько робкие, намерения Тоби заплатить, я приобрел нам два билета первого класса до Оксфорда. Что, наверное, было чересчур для часа езды, и да — глаза у Тоби при этом стали очень большие. Но одно из преимуществ хорошо оплачиваемой работы, которая оставляет крайне мало свободного времени, как раз в том, что определенная роскошь — как поездки в относительном комфорте — становится уже самим собой разумеющимся.
— А знаешь, — сказал Тоби, когда мы устроились на своих местах, — я в принципе еще ни разу в жизни не ездил первым классом.
— Ну, это ж тебе не Восточный экспресс.
— Нет, но все равно тут есть куда протянуть ноги, куда пристроить задницу, да еще и столик. Что, если подумать, — нахмурился он, — относится к самым элементарным удобствам.
— Да, первый класс — это не столько экстравагантно, сколько менее убого.
— И все равно здорово, — заулыбался он мне по другую сторону нашего роскошного столика.
— Скоро, наверное, и бесплатный чай принесут.
— Ого, шикуем. Ну держись, высший свет.
Когда поезд тронулся, Тоби перевесился через подлокотник и оглядел остальной вагон. На другом его конце сидел, уткнувшись в макбук, джентльмен в костюме, плюс женщина, которая, если еще не спала, то, кажется, уже засыпала, но кроме них весь вагон принадлежал нам. Тишину нарушал только стук колес.
Я не был уверен, окажется ли Тоби из тех путешественников, что любят поговорить, но, похоже, ему хватало общества плеера, что для меня стало самым лучшим вариантом. Я любил пустоту дороги — спокойствие и время, в которое можно ничего не делать — и оказалось, что их неожиданно приятно делить с Тоби. Спутником в моей тишине.
В телефоне нашлось бы множество способов скоротать время: нечитанные книги, неотвеченные письма, но вместо этого я позволил себе просто смотреть в окно, частично на зеленовато-серый пейзаж, но в основном на покачивающееся отражение Тоби.
Обычно я нормировал свои взгляды, чтобы не выдать слишком много собственной глупости, собственной привязанности, но сейчас решил побаловать себя. Даже пойти вразнос. При дневном свете Тоби смотрелся по-другому — одновременно бледнее, ярче и четче, словно наконец-то попал в фокус. А в очертаниях челюсти и изгибе щеки уже просматривались намеки на того мужчину, которым он станет. Но пока это был просто Тоби, мой Тоби — небесная синева глаз и блекнущие прыщи, щедрая улыбка, слегка вздернутый нос.
Он ссутулился пониже в кресле, в точности как типичный подросток, но вдруг вверх по моей лодыжке целенаправленно поехала облаченная в носок нога.
Я замер, сглотнул унизительный стон, который мог бы у меня вырваться, и отвернулся от окна.
Лицо Тоби было сама невинность, в то время как его стопа ползла все выше.
— Раздвинь ноги, — сказал он одними губами.
Я лихорадочно замотал головой.
— Раздвинь. Ноги. — Каждое беззвучное слово четко артикулировано. Приказ. Который невозможно нарушить. Перед которым невозможно устоять.
И я раздвинул. Конечно же я раздвинул. И, прикрытый столешницей, Тоби расставил их еще шире, лаская неожиданно проворными пальцами внутреннюю сторону моего бедра и… господи боже… ствол беспомощно твердеющего члена.
Его сверкающие глаза не отрывались от моих.
— Билеты от Паддингтона, пожалуйста.
Я уставился на проводницу, а в голове не было ни единого слова, ни единой мысли. Тоби перестал двигаться, но стопу не убрал. Между ног стало жарко от обещанного — или грозившего мне — прикосновения.
— Сэр, билеты от Паддингтона предъявите, пожалуйста.
— Ах да. Конечно.
У меня так тряслись руки, что Тоби пришлось помочь с бумажником. Он протянул билеты с милой и непринужденной улыбкой. Проводница улыбнулась в ответ, возвращая прокомпостированные талончики.
А я чувствовал себя… голым. Раскрасневшимся и смущенным созданием Тоби, словно тот, кем я был все остальное время — осторожный, сдержанный и компетентный мужчина — это всего лишь надетая мной личина.
— Чай, кофе не желаете?
— Чай, пожалуйста, — ответил ей Тоби, с лица которого все еще не сошла улыбка.
Слова вокруг меня смазались в один далекий звук. Практически бессмысленный.
— А вам, сэр?
— Ничего не нужно, спасибо.
— Апельсиновый сок? Вода?
— Нет, спасибо.
Я не мог толком слышать собственный голос. Как он звучал — нетерпеливо? Нормально? Я весь словно свелся к одной точке контакта, взрывающейся сверхновой в том месте, куда уперлась нога Тоби.
Проводница кивнула и пошла дальше по вагону. «Билеты от Паддингтона, билеты от Паддингтона, пожалуйста…»
Стоило ей выйти, как Тоби заулыбался во весь рот. Пошевелил пальцами ступни. А я сделал долгий выдох, который вполне можно было считать криком.