Всевышний

— Хотя в общем вы правы: в этих манифестациях не обходится без комических подробностей. Как раз сегодня произошел забавный случай. На пути нашего следования, в начале улицы…, неподалеку от здания, которое нам предстояло осмотреть, мы заметили значительное скопление людей, оно выплеснулось на проезжую часть и затрудняло движение. Что это было такое? Не иначе, местные жители, прознав о нашем приезде, ожидали нас — из любопытства, страсти к церемониям или по каким-то другим причинам, — короче говоря, это было необычно и не слишком приятно. Вперед выступили представители служб охраны порядка; не спеша продвигались наши машины; один из коллег, который стоя смотрел по сторонам, закричал: «Да это же ярмарочное представление!» И действительно, люди столпились вокруг маленького уличного оркестра: там были борцы и, кажется, танцоры. В то же время кое-кто в толпе почувствовал что-то новое: они узнали наши машины, раздались крики, возгласы, зазвучали патриотические песни. Вы же знаете, каковы у нас толпы, они любят жизнь, любят зрелища — чудо, а не толпа! К сожалению, предписания строги. Службы охраны порядка вмешались, следуя своим методам, полицейские хотели очистить площадь, но их было слишком мало, им сопротивлялись, они потеряли терпение, раздались свистки. Похоже, вспыхнула потасовка, доносились крики, брань. Наконец, после того как мы прождали в машинах около часа, вновь воцарилось спокойствие, и церемония могла разворачиваться по всем правилам.

— И что в этом комичного? Чем именно может рассмешить этот случай?

— В самом деле, это, может быть, не так уж и комично, — сказал он, глядя на меня с серьезным видом. Меня пронзила эта серьезность. Я был уверен, что этот, такой значительный, человек меня понимает, более того — что он принимает меня всерьез.

— Мне показалось, вы немного хромаете, — сказал я.

— Старая история! Всего-навсего слегка назойливый ревматизм.

— Хочу вам сказать, что нахожу это сегодняшнее происшествие из ряда вон выходящим. Да, я понимаю, почему вы рассказали о нем как о чем-то забавном. Вы должны были рассеять толпу, прогнать людей, остаться в одиночестве: никто не имеет права присутствовать на ваших церемониях, хотя они и вершатся для всех. Это странно, но именно так проявляется вся глубина закона: нужно, чтобы каждый устранился, не был там лично, только в общем, незримым, как, например, в кино, образом. А вы сами? Вы прихо́дите, но для чего? Это официальный жест, простая аллегория, это почетно. Еще до вас кто-то, явившись обследовать развалины, уже начал возводить новое строение, превратил эти рухнувшие обломки в материалы для реконструкции. И даже поджигатели, просто потому, что смотрели, как горит здание, уже загасили огонь и восстановили дом. Вот почему газеты могут сколько угодно публиковать статьи, но, по сути, говорить о пожаре невозможно: настоящего бедствия никогда не было — как, тем более, и развалин. Такова истина.

— Я и не подозревал, что вы рассуждаете с такой легкостью. Ваши наблюдения понравились бы одному из моих коллег, он не преминул бы задать вам свой излюбленный вопрос: «Ну а сегодня что за муха?» Муха — это слишком сильное или слишком тонкое рассуждение, это дух истины и глубины, когда он воспаряет и пытается отделиться от своего движения: он жужжит, слышно, как он вибрирует. Видите, вот и еще одна аллегория.

Я знал, что рассуждаю со смехотворным жаром, я продолжал гореть — что с того. Я чувствовал, что даже если он и находит меня несколько смешным, он меня одобряет. В его манере говорить присутствовала столь совершенная доброжелательность, его тон был настолько спокоен и точен, что все, что бы он ни говорил, меня поддерживало.

— О ком это вы?

— Вам, наверное, случалось слышать о таком человеке, как Этьен Агров? Достойнейший муж с отличным послужным списком; он заведует Архивным кабинетом, и через его руки проходят все важные отчеты. К несчастью, это уже весьма пожилой господин, он почти ослеп, но всегда все знает. А также — всегда все забывает: по правде говоря, его отдел является предметом суровой критики.

— Почему он говорит о мухе?

— Недоброжелатели называют его отдел Мушиным отделением, подразумевая вульгарную острóту. Но когда знаешь этого человека, низенького, худого, не слишком ухоженного, когда представляешь, как он вышагивает вкривь и вкось, настолько он близорук, натыкаясь на стулья в поисках кого-нибудь, у кого мог бы спросить своим пронзительным голоском: «Ну а сегодня, вы ее нашли, эту муху?» — это словечко смешит, ибо он сам и есть... муха.