А поскольку патрульные милиционеры признались всё-таки, что видели её с вампиром – а они были последними, кто её видел, – возникали самые, так сказать, нехорошие предчувствия.
Но дело не только в предчувствиях. Картавый их бригадир… х**… командир… не важно… поехал в Ростов, поднял такой крик, что сразу дошло у них до ректората. А ректорат университета в ссоре с областным партийным начальством. У ректора личные связи в Москве, где он когда-то занимал очень и очень высокий пост. В провинцию на должность ректора Ростовского госуниверситета он попал фактически в ссылку, когда потерял влияние. Это всё было давно, но связи остались. И теперь он может использовать эту дикую ситуацию с вампиром против областного комитета. Как пример плохой работы партийных органов. Но появление вампира – это не просто плохая работа партийных органов… Это уже или преступная халатность, или прямое вредительство. Надо же чувствовать, что это такое. Это не пьянки там, гулянки. Это не «помидоры не убрали» Это даже не драка в клубе после партсобрания. Это… это вампир, понимаете вы, в конце концов, или нет? Или нет?!
Ладно, пока это ЧП районного масштаба. Но с пропажей преподавательницы РГУ (Ростовского государственного университета) это уже ЧП областного масштаба. Значит, под ударом непосредственно товарищ Хорошеев, секретарь Багаевского райкома. А с учётом связей ректора РГУ в Москве это завтра станет ЧП союзного масштаба. И тогда под ударом окажется секретарь обкома партии товарищ Бондаренко. Тут парторг встал из-за стола и сделал несколько кругов по своему кабинету. Но не помогло.
А теперь ответим на вопрос: кто подвёл доверие товарищей? Кто сорвал и комсомольскую, и партийную работу в местной ячейке? Кто развёл всё это болото? Кто довёл до появления вампира? Так это же Стрекалов, секретарь парторганизации совхоза. Да что же это за коммунист такой, этот Стрекалов? Что он, вообще мышей не ловит? Что он, ох**л совсем, этот Стрекалов? Парторг тупо посмотрел на себя в зеркало и с отвращением отвёл взгляд. Хотел закурить – сигареты кончились.
Пропал ценный сотрудник, всеми любимый и уважаемый молодой учёный, одна только радость, что не член партии! Москва удивлённым тоном спрашивает с обкома партии, обком партии адресует вопросы райкому, слегка поскрипывая зубами. А райком обращается к парторгу, но уже не поскрипывая зубами, а брызгая слюной, рыча и матюкаясь.
Парторг сначала держался, но потом сник, обмяк, руки у него опустились, глаза потухли, душевные силы подошли к концу, и он хотел двух вещей: умереть и выпить водки.
Но это было ещё не всё. Причём – далеко не всё.
Приехавший из Ростова майор, в тот же вечер вызвонивший ещё одного сотрудника из областного управления, взял с собой участкового и с этим сотрудником и участковым вместе тоже куда-то пропал. Причём идёт уже двенадцатый день, как ни участкового, ни майора никто не видел. Про этого сотрудника я уже не говорю! Люди пропадают и потом не находятся. В совхозе Усьман появился Бермудский треугольник, и никто, ну вообще никто, не знает, где этот треугольник может быть.
Правда, приезжала какая-то группа из областного управления милиции. Куда-то они ездили, вроде бы в сторону Дарьинки. Но ничего не нашли. И уехали какие-то пасмурные. Забрали машину майора, наверное, у них были ключи. Что видели – парторгу не сказали.
Но тоже районная милиция звонила и сказала, что начальство в бешенстве, поскольку парторг развёл в совхозе нечистую силу. И вот это было как раз верхом несправедливости. Потому что с тех пор, как они все начали исчезать, прошло одиннадцать дней.
И это были первые одиннадцать дней, от выпивания на ферме крови курицы на глазах у скотников, когда по информации, получаемой парторгом по своим каналам, никто в селе не видел Фролова, а Фролов и был единственной нечистой силой, которую «развёл парторг».
Но если как раз нечистая сила пропала, какие могут быть претензии к партийной организации совхоза, разве что из-за попа, который опять приезжал, опять всё брызгал, опять молился. И, как потом узнал парторг, был очень горд своей победой над лукавым – изгнанием из православной деревни нечестивого вампира.
За всё это предстояло парторгу нести ответ.
Что делать с детьми – опять непонятно. Возвращать их из лагеря всё-таки страшно. Директор совхоза смотрит косо, секретарь райкома не называет больше Егором Ильичом, а говорит официально-холодно: «товарищ Стрекалов» или неофициально «ё**ный ты м**ак». А это и по-человечески, и по-партийному обидно.
Но, главное – что парторг может сделать? Ходить их искать по кустам, по лопухам? Но это ж бесполезно. Уж за двенадцать-то дней хотя б кого-то из них в селе бы увидели, значит, их здесь нет. А если их нет в селе, то почему спрашивать с парторга? Парторг отвечает за село, а если людей в селе нет – как он может отвечать?
Да, но пропали-то они в селе… из села… твою ж…